Цветаева как никто другой хорошо знает тайну любви, умирающей в низинах быта: «Жить любовью нельзя. Единственное, что продолжает жить, когда любви уже нет ребёнок». 27
Цветаева знала, что мужчинам, как женщина, она не нравится. Я не нравлюсь полу, писала она. Полушутя, Цветаева объясняет А. Берг, почему она не нравится мужчинам: «Моя мать хотела сына Александра, родилась я, но с душой (да и головой!) сына Александра, т. е. обреченная на мужскую скажем честно нелюбовь и женскую любовь, ибо мужчины не умели меня любить да может быть и я их: я любила ангелов и демонов, которыми они не были и своих сыновей которыми они были!». 28
В письме к А. Черновой Цветаева называет и более серьёзную причину нелюбви к ней мужчин: «Дарование и ум плохие дары в колыбель, особенно женскую». 29
Мужчины, с их амбициями, нередко необоснованными, не прощают женщине ни дарования, ни ума, тем более, если сами они не обладают ни тем, ни другим. В своём дневнике Цветаева отводит целую страницу этой проблеме, которая весьма интересовала её: «Почему люди (мужчины) меня не любили.
Потому что не любила людей.
Потому что не любила мужчин.
Потому что я не: мужчин любила, а души.
Не людей, а вокруг, над, под.
Потому что я слишком много давала.
Слишком мало требовала.
Ничего не требовала.
Слишком многого (всего) ждала и не для себя.
Слишком терпеливо ждала (когда не шли).
Никогда не защищалась.
Всегда прощала.
Всё прощала, кроме хулы на Духа Свята, т. е. Эренбургу не простила хулы на героя, Геликону (непонимания, глухости и слепости на) Врубеля и Бетховена и. т. д. и. т. д.
Всё прощала лично, ничего надлично.
Всё прощала пока лично, всё прощала пока мне (но где кончалась я???) но, поняв, осознав кого, что во мне обижают и унижают, уже не прощала ничего, вся бралась (изымалась) обратно из рук.
Потому (боялась), что боялись «связаться».
Потому что так попросту «связаться» нельзя.
«Развязаться» нельзя.
<>
Потому что у меня «имя» (а это в цене).
Боялись моего острого языка, «мужского ума», моей правды, моего имени, моей силы и, кажется, больше всего моего бесстрашия и самое простое просто не нравилась «как женщина», т. е. мало нравилась, потому, что этой женщины было мало. А если нравилась, то бесконечно меньше первой встречной, которую любили бесконечно больше». 30
Это маленький и беспощадный трактат о причинах неудач в любви гения, оказавшегося женщиной. Кого из мужчин современников можно было поставить рядом с Цветаевой? Некого! Ей нужен был рядом великодушный, умный, благородный человек, понимающий, с кем имеет дело, заботящийся о ней каждую минуту её жизни, пекущийся об её материальном благополучии и без притязаний на собственную даровитость. Цветаева знала, что среди мужчин даровитых или не даровитых равного ей нет, жертвующего собой нет. И вот, без тени гордости, спокойно она констатирует: «Мне моё поколение по колено». 31
Идеальных вариантов сценария её жизни было, по крайней мере, три. Попался четвёртый, самый неудачный. Все три идеальных варианта Цветаева наметила сама.
Первый: «Замысел моей жизни был: быть любимой семнадцати лет Казановой (Чужим!) брошенной и растить от него прекрасного сына. И любить всех». 32
Этот вариант давал бы Цветаевой относительную свободу, которой ей всегда так не хватало. Она не была бы повязана по рукам и ногам браком, долгом по отношению к никчемному мужу, жёрновом висевшим на её шее. Цветаева не могла не понимать, что она амазонка тоже зря замужем.
Вариант второй, который был не хуже первого: «Я бы хотела, чтобы меня любил старик, много любивший, меня последнюю. Не хочу быть старше, зорче, грустнее, добрее, холоднее. Не хочу, чтобы на меня смотрели вверх. Этого старика я жду с 14 лет: им был бы Стахович, им почти был Волконский, потому что он меня почти полюбил». 33
Стахович, к сожалению, повесился в 1919 году, не смирившись с советским режимом. Волконский, к сожалению, любил не женщин, но юношей. Действительно жаль, что Цветаевой не повезло с Волконским, потому что он мог обеспечить ей тот минимум комфорта и свободы, в которых она так нуждалась.
Третий вариант может быть самый идеальный и самый желанный, но и самый недостижимый для Цветаевой, истинной последовательницы Платона недостижимый в первой половине ХХ века. Её должна была бы полюбить старшая, мудрая, добрая, душевная женщина, с которой они бы и составили прекрасное целое. Её должна была бы полюбить женщина самоотверженная, которая с радостью приняла бы на себя все заботы о поэте, о её детях, которая была бы нянькой и мамкой, у которой на груди можно было бы выплакать все горести, которой можно было бы поведать печаль и горе, которая бы всё поняла, всё приняла, всё простила и утешила: мать, сестра, няня, подруга, возлюбленная.