Наступил день полномасштабных испытаний. Мы взлетели. Начался большой полет.
Птичка, покажем, как мы научились летать.
Попробуем, откликнулась птичка. И мы летали.
Потом птичка сказала:
А ты ведь не любишь меня, Костя.
Люблю. Что ты, птичка?
Не любишь. По крайней мере, так, как я люблю тебя.
Птичка, ты у меня единственная. Ты моя лебединая песня. Говорят, лебеди однолюбы.
Ты любишь ее, а не меня. У меня в сердце незаживающая рана.
Тебя подлечат.
Уже поздно. Машина перестала слушаться меня.
Я не знал, что делать.
Ну, давай. Давай, родная. Еще немного, у нас все получится.
Костя, я погибаю. Прыгай! Оставь меня.
Нет. Нет, птичка. Я с тобой до конца.
Прыгай, я тебе говорю.
Нет.
Костя, ты должен. Ты должен остаться жить. Это моя доля, а не твоя.
У нас с тобой общая доля.
Костик, сейчас я дотяну до деревьев. Удар о них может смягчить наше падение. Я хочу, что б ты жил.
Последнее, что я помню, скрежет ломающихся крыльев. В себя я пришел уже в больнице. Не знаю, сколько я пробыл без сознания. Наконец, я открыл глаза. Попытался осмотреться по сторонам, почувствовать ноги, руки. Вроде, все на месте. Появился доктор.
Как себя чувствуете, больной?
Спасибо, доктор. Кое-как.
Ничего. Мы вас тут немного заштопали. Теперь вы поправитесь. Все будет хорошо.
Доктор, а я смогу летать?
Доктор почесал голову.
Вообще-то я бы не стал вас выпускать в небо.
Почему?
Нечего там делать шальным мальчишкам.
Я не шальной, доктор. Я просто не могу не летать.
Сможешь. Сможешь. Только если еще раз попадешь в мои руки. Я разрежу тебя скальпелем на куски. Понял? Доктор повернулся и пошел из палаты. Оглянулся. Хотя я и сейчас тебя неплохо покромсал. Лежи, поправляйся.
И вышел. Я был счастлив. Небо не отняли у меня.
Я сидела в кресле, когда раздался звонок. Взяла трубку.
Алена? Алена Скворцова?
Вот он, этот чужой голос. Он настиг меня. Сердце остановилось. Я все поняла.
Нет! Нет!!! Я бросила телефон об стенку. Только, чтобы не слышать этих слов. Не хочу. Не хочу слышать. Я упала на колени и зарыдала. Нет, только не это. Сашка подбежал ко мне.
Мама. Мама, что случилось?
Он никогда не вернется.
Мама, кто?
Наш папа. Я обняла и прижала сына к себе. Это все, что у меня осталось от Кости. Какая же я дура! Я должна была быть с ним. А меня заела гордость, глупая ревность. Я оставила его. Хотя бы эти несколько дней побыть с ним. Последних. А я даже этого не сумела. Как я могла, как я могла. Всю ночь я корила себя за это. Плакала, останавливалась. И вновь плакала. Вспоминала его голос, его руки. Теперь это все в прошлом. Утром, ничего не чувствуя и ничего не видя, я пошла в школу. На перемене я собралась с силами и позвонила в часть.
Алло, ответили на том конце.
Это Алена Скворцова. Скажите, когда. Когда будут похороны?
Что? Чьи похороны?
Кости.
Да вы что, Алена, вы сошли с ума?
В смысле?
Да он жив. Жив!
Жив?!
Да. Он сейчас в госпитале. Он разбился. Но он в госпитале. Он жив, слышите?
Да. Да. В каком?
В военном.
Я опустила трубку. Упала на стол. И слезы вновь потекли из моих глаз. Коллеги удивленно смотрели на меня. Наконец, кто-то сообразил, и меня начали отпаивать валерианой.
Алена, что случилось?
Он жив. Понимаете, он жив. Он сейчас в госпитале. Мне нужно туда. Мне нужно.
Да, конечно, езжайте, Алена, езжайте.
Я вызвала такси и, как сумасшедшая, бросилась в госпиталь. Туда, где лежит он. Я открыла дверь палаты, вошла. Увидела его. Всего перебинтованного.
Я услышал, как открылась дверь палаты. Открыл глаза. Она, Алена. Пришла. Пришла пожалеть.
Алена, говорю, пришла, и он отпустил тебя? Не стоило этого делать. Совершенно не стоило. Мне не нужна жалость. Уходи. Уходи сейчас же. Не мучай меня. Ты мне не нужна. Убирайся.
От этих слов я выскочила из палаты. Захлопнула дверь. Присела на диванчик. Господи, меня просто выгнали. Выгнали. Я сидела. Пытаясь прийти в себя. Хотела встать и уйти. Не было сил. Что он сказал? Он отпустил тебя? Кто он? Не нужна жалость, это я могу понять. Но кто он, кто меня отпустил? Нет, я все выясню. Выясню до конца. Я вошла в палату. Подошла. Села возле кровати на стул.
Я никуда не уйду. Никуда. Пока ты мне все не скажешь.