А он и ходил. Этой своей удивительной походкой. Оглядывал Арену.
И в какой-то момент стало ясно, почему он настоящая звезда.
Челентано это символ и чистейшее воплощение абсолютной, невероятной внутренней свободы.
Господи, как очевидно на его фоне полное отсутствие фигур подобного масштаба на нашей местечковой арене.
Даже если не говорить о декорациях, режиссуре, танцорах и свете. Все эти крайности от высокомерия и снисходительности до унылого заискивания «ялюблювас и яневижувашихрук».
В какие перья их ни наряди, никому и близко не подойти. Как там говорил его герой в «Блефе»: «Ставьте на красное, ставьте на черное, все равно выиграет зеро».
Широкие штаны, вечные его эти мягкие казаки странного цвета, полуспортивная кофта, беретик вязаный с люрексом. Мы знаем, что под ним небрежная лысина пожилого человека. Мы видим, что ходить ему уже не очень легко. Но этот бешеный, уникальный, единственный, только его рок-н-ролл, и он снова Молледжатто, весь на пружинах.
Ему нет необходимости потеть и прыгать, достаточно мимолетного движения, намека, двух шагов, и зал вопит в экстазе. Столько в этом силы, стиля и иронии.
«Голос не стареет!», утешает будто сам себя его друг и соратник, вечный мальчик Джанни Моранди.
Стареет, говорит Челентано, улыбается отрешенно. Стареет. Но становится только лучше.
Люди вокруг поют хором все песни, которые он исполнял за 50 примерно лет. Плачут и обнимаются. Скандируют: Ад-ри-а-но! Хором зовут его в президенты.
Он улыбается.
Жена артиста, она же импрессарио всей его жизни (как, как им это удается, вот так срастись неразделимо?), выкладывает в Фейсбук трогательные кадры двух вечеров.
Все кончилось.
Какой крутой, хором звучит на центральной площади. Расходятся его гости.
Именно так это и выглядит: что он всех пригласил. И вел себя как хозяин. И столько в этом было, боже мой, тепла и внутреннего достоинства, энергии и правды, любви и таланта.
И еще вот этого странного ощущения, как много у него впереди. Что он идет все выше и выше. Что каждый новый шаг круче предыдущего. Что он будет творить и удивлять.
А что, может себе позволить. Он же абсолютно свободен. Если внутри, значит, и снаружи: помним ли мы эту закономерность? А он о ней, наверное, и не думает никогда: бывают люди, у которых это просто качество личности.
Он свободен в словах и поступках, речах и делах. В одежде, в конце концов. И он единственный.
И он навсегда.
Пусть будет здоров. Пусть улыбается. Пусть хоть иногда берет в руки гитару. Даже если он не сможет петь, за него споет Италия.
конец вставки, но не конец истории
Если девочка влюбляется в пять лет, в детском саду, любовь обязана рассосаться с возрастом. С Италией у меня не вышло: с пяти лет ничего не прошло, хотя мы давно уже вместе, и недостатки ясны, и проблемы есть, и погода не всегда ясная.
На смену комедиям пришли Феллини и Антониони, но что это меняет? Добавляет понимания. И усугубляет чувство.
От любви (по переписке, по слуху, по телевизору) до первого свидания прошла тысяча лет. Мой муж повез меня в Италию на первые, едва заработанные деньги, это было страшно важно тогда и еще важнее сейчас. Теперь он говорит: мы всегда мечтали. С детства. Ну да, давно уже «мы» неразделимо.
Друзья просили об одном: выйдя из самолета, не бросайся целовать землю, не позорь мужа.
Есть такой особенный итальянский цвет, выжженный солнцем, когда вся земля вокруг терракотта, а трава желтая, но в палитре нет названия: шафран? Античное золото? Позолоченная солома?
Стрекочут цикады. Небо такое, какого не бывает, и имени другого, кроме адзурро, небесная синь, быть не может.
Зачем целовать эту землю при первом свидании? Здесь просто нужно жить. Мы предназначены судьбой друг другу, эта земля с улыбкой кивает, все ее хотят, она готова принять, приютить, пригреть и пережить.
Это был челночный Римини, самый дешевый курорт, самые грязные пляжи, самая адская августовская сутолока. Групповые экскурсии с гидами, более нацеленными на комиссионные от оптовых продаж.
Нам ничего не мешало. Мы приехали и уехали с небольшой сумкой, подарки купили маленькому сыну, а все остальное немногое потратили на экскурсии (Флоренция, боже мой, настоящая, красные крыши, колокольня Джотто, Санта-Мария-дель-Фьоре, любовь навсегда); на вечерние коктейли в баре, нас любили официанты и бармены, обнимали хозяева магазинов, мы были туристы, а не коммерсанты, мы пытались по-итальянски называть предметы, мы не экономили на обслуживании; но это все поводы, а я думаю, это земля подавала нам через своих аборигенов призрачные надежды на взаимность.