Естественным образом (хотя и не сразу) мы приходим к мысли, что овец нужно резать не где попало, а в специально отведенном месте. Например, на каком-нибудь большом камне с бороздкой, по которой кровь будет стекать в специально подставленную емкость.
Камень (позднее его назвали «алтарь») после процедуры моем, чистим Красота. Ни одна санэпидемстанция не придерется.
Современные историки, которые мясо видели только упакованным в полиэтилен, при находке такого камня обычно впадают в многословные рассуждения на тему:
О, здесь струилась кровь жертв
вот здесь трепетало еще живое, вырванное из тела, сердце
Да, трепетало. Но в отличие от современных ученых наши древние предки не были суеверны. И действовали просто исходя из естественной разумности.
Где мог находиться такой алтарь? Поскольку чистота соблюдается, нет необходимости выносить его куда-то за город. Наоборот, его стоит разместить рядом с нашим храном-храмом. Причин тут несколько.
Мусор и все непригодные в пищу остатки можно тут же, на общественном костерке сжечь. Этот простой обычай породил потом у историков множество легенд о принесении жертв богам. (Так называемое «воссожжение»).
Каждый, забивая свою овечку, тут же отделяет добрый кусочек дедушке смотрителю костерка. Так как тот выполняет общественно-полезную функцию, а значит, кормить его должны совместно (по очереди).
Дедушка должен помнить: кто и сколько мясца ему выделил. А чтобы не забыть, у него возникает потребность вести записи.
Таким образом, без всякого оттенка религиозности, а просто исходя из здравого смысла, в городе мы имеем:
храм, в котором горит вечный огонь (на этом основании жителей первых городов позднее обзовут огнепоклонниками);
служителя храма, который является уважаемым человеком (старейшина) и кормится за счет общественных отчислений. Эти отчисления прообраз будущего церковного налога. В дальнейшем он будет составлять 10% от доходов и именоваться «десятиной»;
письменность, которая возникает непосредственно в храме. Это настоятельная потребность дедушки помнить: кто из горожан ему заплатил, а кто пока является должником.
Несколько слов о письменности.
Предполагаю, что первоначально это было узелковое письмо. (Типа южноамериканского «кипу»).
В принципе носителем письменности могли быть глиняные таблички, на которых заостренной палочкой дедушка наносил понятные ему знаки, а потом обжигал глину на костре все же под рукой!
Береста вряд ли была доступна, так как березы в тех краях не получили массового распространения.
Изготовление папируса из растущего в дельте Волги тростника возможно, но хлопотно.
Так что наиболее простых и естественных вариантов два: узелковое письмо и глиняные таблички.
Можно предположить, что на глине наш храмовый старичок записывал более важные (и требующие долгого хранения) тексты. Например, кто сколько дней отработал по укреплению общегородской ограды, на сборе хвороста для общественного костра и т. п.
Но в кармане такие грамоты носить неудобно тяжело, да и одежда рвется. Иное дело «кипу», ведь по сути это просто веревка, к которой подвязаны другие, более короткие веревочки с узелками.
Техника записи крайне проста: выделил, скажем, Петр от своей овечки кусок мясца, завяжем на его веревочке узелок. Поскупился так ходи. Видимо отсюда и возник обычай «завязывать узелок на память».
В случае возникновения каких-то спорных вопросов типа «Да давал я уже тебе в этом месяце, проглот ненасытный», дедушка мог легко извлечь свою памятную бечевку и наглядно показать: кто, сколько раз и через какой интервал времени (веревочка подлиннее или покороче) ему платил. Всё!
Кстати, если приглядеться к архитектурному декору православных храмов 1617 веков (более ранние на Руси практически не сохранились), то «на барабанах» можно углядеть рельефы, напоминающие это самое узелковое письмо. Возможно, это случайное совпадение. Но поскольку церкви строили по устоявшемуся канону, то интересно было бы проследить происхождение этого канона.
Декор храма Покрова на Нерли
В дальнейшем, думаю, события развиваются так: город богатеет, и у служителя храма появляются постоянные помощники.
Первоначально это, скорее всего, два-три подростка. Их задача собирать хворост для костра, так как город давно уже не переезжал, и ближние источники топлива исчерпаны.