Смотрите НЛО! Вот, всегда мечтал увидать хоть глазком. А ты, куряка, ты, покусился кулаком на асово предплечье, ты мечтал, сухарик космический, островок ты мой затерянный, военный вулканчик!
В чёрном небе кружилась, меняя траекторию, сияющая точка. Метнувшись к луне, предмет на её фоне на мгновение сделался чёрным.
Ас вяло посмотрел, послушно задрав железную бородку. Энкиду молвил:
НЛО ДНК и УК. Вот формула цивилизации. Все заблуждения в одном флаконе.
Надеюсь, мрачно изрёк Ас, окончательно теряя интерес к небу, на этом сосуде обозначено не менее сорока.
Нет, вы побачьте, какова манёвренность. Шумно радовался Билл, танцуя и топая на вспученной брусчатке. Ишь, забирает крутится.
Едва не полетев без помощи крыльев, он с упрёком оглядел отвернувшегося лётчика, будто это Ас виноват.
А ты вот не смотришь. Пожурил Энкиду. У тебя манёвренность ухудшилась. К дождю?
Двор с фонарём над крыльцом теперь был им знаком, как знакома собственная ладонь то есть, никак. Кто знает всё насчёт своей линии жизни? Хиромантия трудная наука. Всякий раз открывалось что-то новое, хотя даже запах дома высушенного духа южных башен и проветренного холла, дыма и винограда, подпола с его загадочным тысячелетним смрадом, разных домашних засолок и маринадов, реки неподалёку и запах девушек, их свежей розовой и белой кожи, шампуня, вечный дух кофия хоть его и перестали давать, вся эта обонятельная симфония срабатывала, как нажим клавиши на узнавание.
А что им тут узнавать? Что у них общего с этим, очевидно, таящим многое «не к ночи» домом? С его хозяином
Ас ни разу не споткнулся в темноте, хотя его внимание было поглощено чем-то, что он нёс в ковшечке ладони.
Любопытный Билл исхитрился привальсировать к командиру, но только он сунул нос, куда не надо, крепкие измазанные пеплом пальцы сомкнулись.
Осторожно, бестрепетно молвил комр, пальцы закрываются.
Он показал Биллу кулак. Билл сильно потянул обиженным носом.
А, понятно. У тебя там окурок. И зачем?
Энкиду притопал к ним из тьмы.
Билл, тебя многое удивляет в этой жизни. Нибириец не хочет сорить в девственном лесу.
Понятно. Чтобы какая-нибудь белочка не пристрастилась.
Ас отрезал, суя сокровище на грудь себе за покровы:
Лишний след, лишняя проблема.
Билл назидательно обратился к Энкиду:
Видал? Нравственность не по его части.
Верно. В темноте показались в улыбке белые зубы. Безопасность по моей части. Ты бы, когда мимо драконариев проходишь, принюхался бы а то платком прикрываешься.
Билл содрогнулся.
Зачем это мне их нюхать?
А ты слыхал, что такое селитра с золой смешанная?
Энкиду пояснил:
Да у него платок такой, что я бы лучше селитру нюхал.
Те, те. Начались грубости всякие. Как девочки, честное слово.
Билл сказал и оглянулся: от пояса, как всадник, и на свету возник монумент в три четверти, с громадой плеч и узким станом, в точности, как на Стене Канона.
А чего ты озираешься?
Билл не ответил, расслабился. Он ревниво следил за движениями сильной руки Аса, поглаживающего машинально окурок на груди.
Ты же себе так дыру прожжёшь.
Вот пустяки. Это же не от пули дырка.
Вот на этой красивой фразе ну, разве нет? Красивая же и закончить беседу в полутьме после курения. Но нет. Ведь тут был Билл.
Пройдя после показа кулака до крыльца и взгромоздясь на единственное неплохо освещённое местечко, Билл, мигая от попавшего в глаза света, проговорил:
Вы чо же это? Сговорились?
Энкиду, ступая на крыльцо, мирно удивился:
Нет. А что?
Ну, вы же друг друга ненавидите. Но, как я погляжу, вы оба готовы встать спина к спине в позе военной любви.
Зачем бы? Поинтересовался Ас.
Потому что я законный ребёнок, а вас обоих завидки дерут особенно тебя, подкидыш в мундире. Бе-е!
Билл говорил, как всегда не поймёшь, шуткует но что-то мелькнуло в его простодушном голосе, и на миг он сделался совершенно чужим и грозным.
Ас, привычный ко многому и обученный в своей военной шкурне не удивляться, так и встал. Билл угодил в него, и не по-настоящему благородным оружием, а так рогаткой в какое-нибудь место, которое такой воспитанный командир не назвал бы вслух даже экивоками.
Он не знал, что и сказать. Билл, пустив эту струйку яда, развернул ко двору тыл нетронутый, и прошагал в дверь, не позаботившись придержать её для братана.