Вдруг слышу имя «Христина». Удивительно показалось мне это. При поздравлении мне говорит игуменья: «Ты Христина, значит, Христова, неси иго Его. Христина, люби всех, как самое себя».
И внешне матушка вся изменилась. Вся она стала меньше. Иссушила ее болезнь, исчезла ее прежняя полнота. Теперь это что-то невесомое, до того легкое и воздушное, что вот-вот улетит. И в этой готовности к полету передо мною новое существо мать Серафима.
Разговоры наши, всего того вечера как их передать? Как связать все слова, вопросы и ответы? Это кануло в вечность, и в глубину души После первого, затаенного своего рыдания в ответ на мои слова, так сказала она мне: «Ты потеряла за эти три года всех своих ближних Не горюй, что не схоронила их. Не ищите больше по могилкам даже в мыслях своих. Все равно у Бога они, не пропадет у него ничто. Так-то, друг мой!» И когда я снова склонилась перед ней, матушка распахнула предо мной руки, обняла меня и сказала так неповторимо, как не говорил никто: «Родимая моя!..»
То немногое, что запомнилось мне из наших разговоров с матушкой Серафимой
2425 июля 1944 года
«Жизнь возвращена, чтобы не коптить и скверниться, а для того, чтобы светить. Если будешь говорить за тем, да за другим не угнаться, так в этом не смирение, а гордость. Тщеславие, прикрывшееся личиной смирения. Как же нам угнаться за Христом, Который сказал: Будьте святы, как Я свят, если не погонишься за ближним примером? Ведь все, несущие свет, это малые и большие светы одного присносущного Света Для того, чтобы пустить ростки, потянуться к Свету надо прозябнуть, умереть и прорасти. Всё мираж, всё призрак: земная дружба, плотская человеческая любовь. Вот хочешь подойти теснее, вплотную к душе родной, присной по духу, глянь, она тебя ранит Разве не бывало так?» говорила матушка. Я ответила ей: «Да, бывало, и от самых близких бывало»
«Видишь ли, друг мой, в чем тут дело? И это Христова тайна Разве мы, люди, можем так любить друг друга, как любит нас Христос? То есть искру Его любви отдавать каждому, чтобы воспламенялась могучим огнем. Любить каждого индивидуально в полной мере может только Господь! Он любит так, что каждый чувствует: я Твой, а Ты только мой. А он-то, Христос, Он во всех, и во всех в полной мере. Он в каждой верующей душе. И Он не только ждет. Он жаждет от каждого из нас великой, и не только общей, но и непременно личной любви к человеку к ближнему. И дает на такие дела верующим и любящим Его неизреченные силы.
А святые? А преподобные? Как они любили! Слов не хватает И больше сего сотворили, ибо сказано было: Я к Отцу Моему иду. Приглядись после трехлетней разлуки к батюшке, недалеко ходить, тут, за стеной. Как велик в любви! Он истинно светится любовью небесной. Вот и нам всем надо следовать, особенно теперь, когда нам дана такая ощутимая поблажка во времени всех люби и каждого люби, крепче, сильнее, раздувай в себе искру любви и пламя любви. Помни, не только адаманта по духовным способностям Павла, но и мытаря призвал Господь, и блудницу, и Закхея, малого ростом, посетил. Каждого особо, и каждому все назидала меня матушка. Вспомни, как дружили святители Василий Великий и Григорий Богослов. Но Григорий был и остался Григорием, а Василий Василием. Бог-то любит равно! Как того, так и другого. Дело тут не в изглаголании любви, не в признаниях надо каждому из нас принять каждого и полюбить как чадо Христово, и это можно и должно!»
Когда мы затронули вопрос о немощах, болезнях, кое-каких медицинских проблемах, которыми матушка интересовалась, она вдруг спросила меня: «Скажи, жалуешься ли ты людям на болезни?» Я ответила, что стараюсь жалоб избежать, да и к врачу иду в редких случаях, за больничным листом. Матушка выслушала меня, перебирая свою лестовку, и вдруг твердо сказала, взявши меня за плечо и повернув к своему лицу: «Всегда ко мне приходи, когда болит. А людям, ты права, лучше много не говорить. Все-то больные, и каждый думает, что он один такой. Люди и поболеть вместе, единодушно, даже вдвоем, не умеют. Ты кому-то скажешь: У меня сердце болит, а он в ответ: Это что, ваше сердце, а у меня и голова, и сердце, и ноги. Или кто оборвет: Ну, уж вы всегда со своими болезнями носитесь, а ты, между прочим, первый раз ему о себе поведала. Ты уж, Верушка, ко мне всегда приходи, без смущения.
Тебя всю перевернуло говоришь ты, а я вижу. Так что же? Надо теперь начать жить по-другому. Но как? Это трудно, почти немыслимо, особенно теперь.