Как это точно произошло, я не знаю. Лишь в одном я уверена с самого моего рождения это в том, что мою маму постоянно обижали, и ей приходилось очень тяжело одной растить нас с сестрой, а особенно тяжело досталась ей я.
По рассказам мамы, я родилась крайне беспокойным ребенком и кричала, не переставая, круглыми сутками. В первые месяцы мама практически не спала из-за моего плача. По выражению мамы, я выжала ее как лимон.
Я помню себя маленькой, помню некоторые ситуации и ощущения, но не помню детства. Не помню я этой, описываемой в книгах, беззаботности и легкости бытия, безоблачного счастья и ожидания светлого будущего, являющихся, как казалось бы, его обязательными атрибутами.
Я МАЛЕНЬКАЯ ВЗРОСЛАЯ
Внешне я ребенок, как ребенок, вполне обычный, только сама себя я всегда считала взрослой, о чем прямо заявляла всем окружающим, мне кажется, сразу как научилась говорить. Мне казались непонятными и вызывали удивление сюсюканья. Знаете, эти умильные лица взрослых и их желание ущипнуть или шлепнуть ребенка со словами: «Ух ты какая хорошенькая, красотка, малышка» и так далее. Все эти действия и слова по отношению к себе я считала неуместными.
И на все попытки такого со мной обращения я с серьезным лицом просила меня не трогать.
Я не маленькая! утверждала я. Я взрослая!
Это была моя так называемая коронная фраза, которая всех вокруг доводила до смеха. Но я не смеялась, и от этого взрослым людям становилось еще смешней. А я смотрела на смеющихся надо мной и недоуменно, с расстановкой, медленно повторяла:
Я взро-сла-я!
Я вообще любила все обстоятельно разъяснить и пояснить, и ко всему, и всегда относилась серьезно.
Например, в садике, в который я пошла, когда мне не исполнилось и двух лет, а сестру мама отдала в ясли в десять месяцев, меня прозвали «Прокурор без аттестата» за умение четко и грамотно объяснить воспитательнице, что произошло в группе за период ее отсутствия. Мама поддерживала, как мне кажется, во мне эту взрослость тем, что она с раннего детства зачем-то сделала меня компаньоном и поверенной ее взрослых тайн и мыслей.
Как я себя помню, в целом, ребенок я положительный, что подтверждает и моя мама. Она сама мне неоднократно говорила, что мне можно было поручить все и быть уверенной, что я это сделаю, и сделаю хорошо. Со мной не требовалось заниматься, так как я сама училась и тянулась к знаниям.
Но за внешней обычностью, скрывалась одна особенность, которая меня выделяла из среды «среднестатистических детей» я родилась ранимой фантазеркой. Излишне впечатлительной, как говорила моя мама; или другая мамина характеристика, объявляемая мне обычно в моменты опалы «эмоционально распущенной».
Например, я не могла смотреть фильмы про войну, а они в то время во множестве показывались по телевидению, и попасть на такой фильм труда не составляло, достаточно включить телевизор. Я плакала. Особенно это раздражало маму, когда она садилась смотреть вечерние фильмы. Фильмы показывали каждый день после вечерних новостей в полдесятого, а мы с сестрой частенько пробирались из нашей комнаты в коридор и через приоткрытую дверь старались незаметно эти фильмы подглядывать. И вдруг я начинала рыдать, портя впечатления и отрывая маму от просмотра фильма. Мама ругалась.
В общем, я всех жалела и страдала от любой несправедливости, насилия и крика по отношению к себе и окружающим. Я не была тихоней или неженкой. Я росла активным и озорным ребенком, таким Робин Гудом в юбке, защитницей «обиженных и оскорбленных». Я любила активные или геройские игры, такие как казаки-разбойники, прятки, вышибалы, три мушкетера И в этих играх я всегда предводительствовала. Я проживала эти игры, я спасала, руководила отрядами победителей, верховодя исключительно мальчишками. Домой я приходила грязная, даже в самый сухой день. Бабушки у подъезда всплескивали руками и сокрушались:
Господи, где-грязь-то нашла? Ну как мальчишка!
А я и хочу быть мальчишкой! огрызалась я.