Тысяча и одна игла
Татуировочные рассказы
Валера Васильевна Успенская
© Валера Васильевна Успенская, 2017
Предисловие
Русскоязычных книг про татуировки довольно много, но почти все они однотипны: прочтёшь одну считай, что прочёл все. Всегда экскурс в историю бодимодификаций, этимология слова «тату», способы нанесения рисунка разных стилей татуировки, словарь символов, небольшая вставка с фотографиями работ и/или эскизами татуировок и почти обязательно ещё зачем-то справочник по значениям тюремных наколок. Читатель, как правило, так и не получает внятного представления о сути о том, что такое повседневная работа татуировщика, каково вообще живётся густо татуированным людям в современной социокультурной ситуации, влияет ли всё-таки татуировка на судьбу и каким образ ом она это делает.
Профессия татуировщика для меня сбывшаяся мечта детства, и в реальности мечта эта оказалась совсем не тем, что я себе представляла. Мне очень не хватало настоящей, актуальной книжки о том, как именно творится это волшебство, с чем приходится иметь дело. Судя по моим знакомым, друзьям, подписчикам и клиентам, такая книжка нужна не только мне, так что деваться некуда, пришлось её написать.
Я собрала самые смешные, печальные и страшные случаи, произошедшие за пять лет обучения и праведного труда на студии художественной татуировки и пирсинга, а так же на домашних сеансах с друзьями и знакомыми. Все упоминаемые имена клиентов и в некоторых случаях сюжетное содержание татуировок я изменила.
В этой книжке вы не встретите надоевших схем «книги про тату», только живые истории и личный опыт. Опыт других татуировщиков и их наблюдения могут сильно отличаться, и это нормально ведь люди-то мы разные, не под копирку живём.
Желаю вам приятного чтения!
Глава 1
Эта любовь на всю жизнь
Татуирование призывало меня с восьми лет. Экскурсия, Эрмитаж, скифская культура, курган Пазырык. Татуированный скифский царь, усохший и коричневый, ласково улыбается на Валеру из-под стекла. А вот лежит каменная чашка с засохшей красочкой, полые птичьи кости и длинные иглы различной конфигурации. Стенд в оформлении, там нету таблички, что же это такое, но я знаю. Это чтобы татузяки колоть!
Зовите как угодно, хоть самскарой-воспоминанием с прошлых жизней, но тогда я точно знала две вещи:
1) Буду вся расписная по самые зубы;
2) Буду татуировать людей обязательно!
Но блин, в тысяча девятьсот девяносто третьем году хилой пигалице-второклашке было чертовски трудно объяснить окружающим, чем ей предстоит заниматься на жизненном пути. Опять же, родители переживают, волнуются.
И здесь земной поклон моей маме. Если б она мне всё это категорически запретила, то годам к четырнадцати я сама себе преотлично напорола бы портачин швейной иглой на всех доступных частях организма. Мама РАЗРЕШИЛА, но попросила отложить до состояния взрослости. Одна Божья Мать знает, чего ей это стоило.
Классе в девятом или десятом у нас был школьный проект по поводу выбора профессии, трудоустройства и дальнейшего жизненного пути. Завуч и некоторые учительницы, конечно же, желая Валере только добра, накричали на неё: «Какой ещё татуировщик?!! Нет такой профессии!! Будешь семечками торговать!!!» Ну семечками и семечками, думала Валера. Нормально. Не воровать же! Кто-то должен и семечки народу продавать, в конце концов.
Чтобы не расстраивать маму, Валерон к собственному удивлению легко и непринуждённо поступила на герценовский филфак. Там было интересно! Познакомилась опять же с чудесными людьми. Но это была не Валерина жизнь. Не моя жизнь. Чья-то чужая.
Жизнь обращала ко мне шёпот любви, его было не слышно. Потом голос совести, но совести было также неохота расстраивать маму, бросать учёбу и приниматься за татуировки. И вот тогда, как гласит знаменитая эзотерическая поговорка, заработал рупор страданий!!
Валера начала прихварывать. Земля неожиданно выскакивала из-под ног. Голова стала огромная, с пустотами, в которых пересыпались камушки. Воняло палёной шерстью. Звонил невидимый телефон. Внутри Валериной многострадальной башки само собою включалось проклятое радио и несло какую-то чушь. Не покидало чувство, что вся башка обмотана какой-то удушливой кисеёй. Тело скручивало так, как будто в нём вообще не было твёрдых костей, а голова при этом улетала вдаль на жутком вертолётике. Самое поганое это синдром Ундины, когда на рёбра наваливается тонна кирпичей и невозможно дышать. В такие минуты Валера пела, чтобы равномерно делать вдохи. Засыпаешь перестаёшь дышать.