Шёпот смешивался с рыданиями и потому был чуть более громким, чем всегда.
И Светлана услышала, что бабушка плачет и молится о её папе. Она хотела негромко сказать:
Бабуля, не мешай спать! а получилось, как будто она зарычала. Даже самой стало жутко, нехорошо от этого рычания. А в груди кто-то маленький и злой так и заворочался, подзуживая сказать что-то обидное бабушке, чтобы она раз и навсегда прекратила эти свои моленья. Ишь чего, вружилась[1]по ночам шептать!
Не успела. Мама в соседней комнате услышала, включила свет и, сонно щурясь, вошла в детскую.
Ну что же такое, Нина Сергеевна, вы что так и не ложились спать?
Ложилась. Бабушка подняла на сноху заплаканные глаза. Мне страшный сон приснился. Будто Серёжин корабль попал в шторм, и
Хватит вам, накаркаете ещё! оборвала её сноха. Вы ещё мне Светочку напугайте своими глупостями! И так по вечерам всё шепчете и шепчете. Так сейчас-то чего не спится? На часы посмотрели бы ведь три часа ночи! Ложитесь и нечего молиться. И жестянка эта круглые сутки коптит того и гляди пожар устроите! Вот приедет Сергей, заставлю выкинуть этот хлам!
Тогда я от вас уйду. Бабушка, кажется, в первый и единственный раз осмелилась спорить со снохой. И та осеклась, сбавила тон:
Ну не выдумывайте, куда вам идти!
В дом престарелых куда же ещё
По щекам у бабушки текли слезы, а она не замечала этого.
Там ещё скорее всё выкинут! Не обижайтесь, Нина Сергеевна, я ведь вам не враг, примиряюще сказала сноха. Не бойтесь, не тронем мы вашу жестянку. Но и вы тоже уймитесь, хватит шептать по ночам. Сами не спите и нам не даете. Девчонку вон чуть не до рычания довели
Бабушка не стала спорить, перекрестилась и легла на кушетку. Но не заснула. Лежала, устремив взгляд на трепещущий огонёк перед тёмным ликом Чудотворца, и молча, беззвучно молилась.
Света тоже не спала.
В лунном свете видно было, как блестят слёзы на щеках бабули, а она боялась лишний раз поднять руку и вытереть их.
Наутро у Светы болела голова, она не выспалась. Повязывая красный пионерский галстук, со злостью косилась на икону: вот узнают в классе засмеют, саму прозовут богомолкой!
А через полмесяца, намного раньше чем ждали, приехал папа. Не прислал телеграммы, приехал как снег на голову.
Встал на пороге, снял шапку и застыл, глядя не на мать или жену с дочерью, а почему-то в передний угол.
Сергей, что это! вскрикнула жена. Ты поседел!
Он безучастно кивнул, будто соглашаясь: да, есть такое дело, поседел. И шагнул к матери:
Мамочка, прости!
Он упал на колени и припал губами к её сухоньким рукам.
Что ты, что ты, сыночек! Бабушка гладила его посеребрённую ранней сединой голову, а сама пыталась поднять его с пола.
Мама, я очень виноват перед тобой. И не только перед тобой. Перед Богом, он с трудом выговорил последнее слово.
В ту самую ночь их корабль попал в свирепый шторм. Грозовые тучи застелили низко нависшее небо. Огромные волны вздымали судно и швыряли его, как надоевшую игрушку с размаху, словно стараясь разбить и утопить в пучине. Сергей Алексеевич не успел и отдохнуть после вахты бросился на палубу. Команды капитана здесь были почти не слышны ревущий ветер заглушал слова, комкал их и швырял в солёную бездну. Штурман Бочкарев вместе с матросами на своём участке судна сам, как мог, боролся за жизнь корабля и собственную жизнь. Дело привычное уж столько лет на море. Хотя в такую жуткую переделку попал, кажется, в первый раз.
Кто-то из моряков торопливо перекрестился, и штурман пожалел, что сам давно уже разучился и молиться, и креститься. Маленьким ходил с мамой в церковь, пока в школе не объяснили, что все эти поповские выдумки были нужны угнетателям, чтобы управлять невежественным, тёмным народом.
Сейчас, когда смерть дышала в лицо, он впервые почувствовал, как близок Бог! Что весь их огромный теплоход малая песчинка на ладони Божией. Стряхнет ли Он эту пылинку на морское дно или пожалеет?..
Все эти мысли мгновенно пролетели в гудящем мозгу, было не до долгих размышлений.
Матрос Семенов потянулся закрепить оборванный леер, и в этот миг его едва не смыло за борт. Сергей Алексеевич в последний момент успел ухватить его за мокрый насквозь бушлат, изо всех сил подтянул к себе. Оттолкнул от опасно накренившегося борта в подставленные руки боцмана и сам полетел в воду, подхваченный обозлённой неудачей волной. И, кажется, уже через пару секунд очутился безнадежно далеко от корабля! Всё: отплавал!..