Такая особенность внутреннего пространства человека (а именно воплощение в нем пространственных и временных координат) не является чем-то уникальным в нашем мире. Проходящее время всегда откладывается в пространственных параметрах: в биологических объектах (кольца на стволе дерева, позволяющие проследить всю историю дерева, засушливые и дождливые годы), в геологических масштабах (геологические слои и пласты), в любой химической реакции (зримо, объемно накапливаются продукты реакции осадок, столб жидкости).
Современные представления о мироздании включают в себя представления об единстве пространственных и временных его характеристик, начиная от самых простейших форм существования материи до самых сложных.
Это известно для физического пространства. По Эйнштейну, единый пространственно-временной континуум представляет собой ни пространство как таковое, ни время само по себе, ни сам по себе некоторый род их единения, но является воплощением необходимой связи того и другого в том едином, что он называет физическим многообразием мира. То же верно, как мы увидим ниже, и для более сложных форм движения материи, а именно для психологического и личностного пространства времени. Как и физический, психологический пространственно-временной континуум не может быть получен простым сложением 3-мерного пространства и пространственноподобного времени, он представляет собой более сложное образование.
Что касается биологического пространства, то с возникновением жизни появляется новое биологическое пространство и новое биологическое время [297]. Биологическое пространство в отличие от пространства физического характеризуется неэвклидовыми, новыми видами асимметрии, появлением эффектов левизны и правизны в живом веществе, обособлением внутреннего пространства от пространства внешней среды. Предполагается, что живые существа ориентируются во времени, основываясь на собственных внутренних биологических часах [86, 340].
А также для ряда других более сложных форм протяженностей, поскольку существуют различные формы движения материи (биологические, психологические, социальные, исторические) [217]. Многие авторы выделяют специфические пространственно-временные формы: социокультурное пространство [309], пространственно-временная структура танца [141], поэзии [292], музыки [341] и т. п.
Одной из наиболее известных концепций, позволяющих связать пространство и время движения сложных форм движения материи, является концепция хронотопа. Термин хронотоп ввел в практику А. А. Ухтомский как форму существования живой материи, находящейся в живом движении. Связь пространства и времени в хронотопе носит более тесный характер, они приобретают способность переходить друг в друга. Как писал В. П. Зинченко, характеризуя хронотоп, «пространство и время подверглись в нем деятельностно-семиотической переработке, они выступают в нем в превращенной форме вплоть до того, что реальное движение в пространстве трансформируется в остановленное время, а последнее в свою очередь трансформируется в движущееся пространство» [142, с. 317].
С другой стороны, хронотоп является целостной структурой, гештальтом, формируясь в конкретной деятельности, он сохраняет ее структуру. Говоря о пространственно-временной структуре танца, американский исследователь Зигфрид отмечает, что «структура эта складывается в самом начале исполнения группового танца. Возникнув, она определяет во времени и пространстве точки отсчета и тем самым накладывает на движения участников определенные ограничения» [141, с. 132]. И вообще «объекты, описываемые исключительно как пространственно-временные отношения, могут быть не менее реальны, чем объекты материальные» [292, с.83].
А. А. Ухтомский рассматривал как пример хронотопа прежде всего процессы, протекающие в центральной нервной системе живого существа. В этих процессах наиболее явственно выразился основной принцип хронотопа единство и взаимопереход временных и пространственных характеристик объекта.
Современные исследования в области нейробиологии и физиологии высшей нервной деятельности подтверждают гипотезу хронотопа [173, 282]. Согласно интересной концепции американского исследователя Джера Леви, описывающей соотношение правого и левого полушарий, как взаимоотношений познавательных функций, левое полушарие располагает пространственную информацию во временном порядке, а правое временную информацию в порядке пространственном. Понимание же состоит в каком-то смысле по преимуществу в том, что одна форма упорядочения информации то и дело преобразуется в другую: пространственная во временную, а временная в пространственную. В итоге получается что-то вроде стереоскопического постижения глубины [381]. «Возможно, не случайно в английском, французском, венгерском, арабском, японском и почти наверняка во всех прочих языках слова «длинный» и «короткий» могут означать как временную продолжительность, так и пространственную протяженность. Эта переходно модальная эквивалентность речевого выражения, вероятно, связана с врожденной эквивалентностью соответствующих мысленных представлений. При постоянной скорости движения расстояние между точками линейно коррелируют со временем перемещения между ними, поэтому в ходе эволюции мозга учет такой эквивалентности должен был бы оказаться полезным» [184, с.235].