В статье «К проблематике социального права» выдающийся русский философ С. Л. Франк связывает протекание в Европе параллельно двух духовных кризисов 30-х годов прошлого века: кризис идеи права и кризис индивидуализма. Стремление к преодолению индивидуализма, считает он, изначально сочетается с простым отрицанием идеи права и проявляется в двух могущественных и влиятельных духовно-социальных явлениях: в традиционном консервативном универсализме и в механическом коллективизме.
Индивидуализм в них, по сути, не преодолевается, а лишь переносится с конкретной единичной личности на персонифицируемое абстрактное единство общества. «Принцип индивидуализма субъективная воля личности, руководимая своей высшей в себе действенной ценностью, празднует при этом переносе, как справедливо замечает Франк, свое возрождение в декларации неограниченного произвола господ, которая основывается на естественных правовых нормах и которую представляет коллективная общественная личность» [108, с. 157].
Однако для выхода из духовного кризиса автор предлагает весьма сомнительное решение: избавление от связи правового мышления с индивидуализмом. Это, на его взгляд, позволило бы придать стремлениям к его преодолению одновременно и позитивное значение: направить идеи общественности в регулируемое правом русло. В качестве примера такой «социальной попытки» Франк рассматривает стремление работающего во Франции русского философа Г. Гурвича построить юриспруденцию и обществоведение на своей идее социального права.
В качестве важного отступления следует отметить, что «идейным отцом» общественной этики, социального права, а также популярного в этой стране учения «интенциональность», как базового для подобных социальных теорий, по праву можно считать С. Н. Трубецкого, о соответствующих трудах которого мы уже вспоминали. Возможно, его мировоззрение в этом направлении определялось братом Е. Н. Трубецким, который в своей работе «Учение Чичерина о сущности и смысле права» сформулировал ключевую мысль о том, что «отдельная личность есть проявление какой-либо субстанции» [95, с. 530].
Социальное право, по Гурвичу, основывается не на координации индивидуальных претензий, не на их подчинении целому, а на принципе их интеграции, или, как зачастую выражается сам автор, «инординации», составляющей сущность как общества, так и конкретного многоединства. Социальное право при этом имеет более глубокий и широкий смысл, чем «социальная организация». Неорганизованная общность также основывается на ценностных принципах и поэтому подчинена господству непосредственного социального права.
Связывая возможность реализации ценностных принципов с господством социального права, Гурвич делает следующий, уже ожидаемый, вывод: по сути, существуют два типа права индивидуальное право и социальное право. Первое это право, в котором индивиды координируют свою деятельность, а во втором интегрируют.
Высказывая русскому иммигранту симпатии, не как соотечественнику, а как личности, посвятившей себя преодолению индивидуализма, Франк понимает, что теория Гурвича не может изменить существующую юриспруденцию, и делает меткое замечание: «Надо полагать, что философу права следовало бы следовать и обосновать всеобщую правовую сущность государства совершенно независимо от своих политических убеждений. Трансцендентное, которое находит свое выражение в социальном праве, как и во всяком праве вообще, остается при этом незатронутым или не используется в своем истинном значении» [108, с. 159].
Слова Франка оказались пророческими. И не столько в отношении «трансцендентного», о котором сейчас многие правоведы не имеют ни малейшего представления, сколько в отношении «независимости от политических убеждений», отсутствие которой, наоборот, очень наглядно демонстрируют современные юристы, особенно когда речь заходит о правах человека.
Однако русский философ не обратил внимания на точку зрения Гурвича по другим вопросам, имеющим отношение к проблеме соотношения индивидуального и универсального. Рассматривая субъективное и объективное право в контексте своей концепции, он утверждает, что социальное право может быть выражено не только в сфере объективного права, но и в сфере субъективного. Развивая эту мысль, Гурвич достаточно близко подводит правоведов к осознанию проблемы индивидуального и универсального: «Для того, чтобы развеять подобные недоразумения (о невозможности словосочетания субъективного социального. Авт.), необходимо со всей возможной ясностью подчеркнуть взаимное пересечение и взаимодополняемость терминов: с одной стороны, социального и индивидуального, а с другой субъективного и объективного права» [29, с. 83]. Делая далее блестящее сравнение субъективного и объективного с «внутренней и внешней поверхностью одного и того же тела», Гурвич, к сожалению, не раскрывает методологической сути их взаимодействия для анализа права и правовых проблем.