Девушки рассмеялись.
Пожилые застыло безмолвствуют.
Лифт еле ползёт.
Ду ю спик рашн, Вова? спрашивает носительница лосин у мужчины, помогая ему ещё крепче прижаться к ней и к неубранной руке подруги. Вы кто?
Мужчина наклоняется так, что его голова оказывается между ними и полушепчет, полубасит: «Как это кто: сын деда Пихто». Подумав, добавляет: «В резиновом пальто».
Лифт дёрнулся и замер.
Застряли всё-таки! опять ахает мышастая.
Но дверь начала раздвигаться
Даже отрываться от вас неохота, игриво говорит мышастая мужчине. Да, девочки?
Хорошего понемножку, усмехается «джинсовая», Танька.
Девчата, я готов мужчина дурашливо завертелся между ними, выходящими из лифта.
Мы не готовы, строго произносит рыжая, и, громко смеясь, подруги? коллеги? направляются к выходу.
Мужчина, потоптавшись на месте и дважды окинув взглядом широкий пустоватый холл, бормочет: «Вот тебе и Пихто!» Вздохнув, бредёт в ту же дверь, в которую вышли девушки.
Оказавшись на улице теперь ясно, что дело происходило в гостинице «Москва» и увидев, как они садятся в золотистую (в 1992 году, когда появился первый вариант «кина», это была «восьмёрка», сейчас стала некая иномарка) «трёхдверную» машину, и эта самая Танька за руль, вздыхает ещё раз и медленно бредёт к подземному переходу, не заметив, как у мышастой, забравшейся в авто последней, в руках что-то сверкнуло.
Мужчина с черной сумкой растерянно стоит на противоположной от Колонного зала стороне улицы перед несколькими дверями с вывесками «Кафе-бистро», «Меховые изделия», «Срочный ремонт обуви».
Ничего не понимаю.
Пробормотав это, оглядывает людей, стоящих на троллейбусной остановке, и подходит к мужчине средних лет с большим цветастым пластиковым пакетом, чем-то наполненным.
Извините, спрашивает вполголоса Виктор Павлович, он же «Вова», он же «сын деда Пихто», Извините, здесь, кажется, всегда был туалет. Мужской, женский.
Туалет? Не знаю. Я приезжий. Мужчина с пакетом смотрит на него, затем на двери лавочек, пожимает плечами. Впрочем, верно. Был когда-то. Давно. Давно.
А поблизости?
Туалет? Не знаю. Я приезжий. Мужчина стал вглядываться в ту сторону, откуда должен был появиться троллейбус.
Помедлив и затем хлопнув себя по лбу, Виктор Павлович шагнул к двери с вывеской «Меховые изделия».
В тесной комнатушке всё от потолка до пола завешано купальными халатами, среди которых одиноко чернеет норковый полушубок. У входа сидит стриженый мордоворот-охранник. Скучает с кроссвордом (сканвордом?) девушка-продавщица.
Добрый день, Виктор Павлович говорит это так, чтобы получилось веселее. А где же меховые изделия? Перепрофилировались? В глазах уже поблёскивает.
Впрочем, девушка не теряется.
Продаём остатки, повела рукой с карандашом в сторону полушубка. Ждём завоза.
Давайте, давайте. А то вашему молодцу охранять нечего. Виктор Павлович выдавливает подобие улыбки. Кроме вас, конечно. Девушка, несмотря на макияж, была невзрачна.
Продавщица дежурно зарделась: к пустопорожним комплиментам, как видно, она привыкла.
Можем халат предложить. У нас благотворительная акция часть дохода пойдёт в пользу фонда защиты детских спортивных школ.
Неплохо. Но в другой раз. А нет ли у вас, среди шубок и шапок ваших, мужского белья? Нижнего. Попросту говоря, трусов.
На этот раз девушка почему-то зарделась по-настоящему.
Нет, к сожалению. Это до нас здесь торговали галантереей и трикотажем.
Понятно. А до того, как трикотаж, здесь туалет был. Его-то куда подевали?
Девушка пожала плечами.
Туалет? вдруг подаёт голос мордоворот со своей табуретки. Вы в ЦУМ пройдите. Там и туалет есть, и трусы. И плавки. Это недалеко.
Знаю, Виктор Павлович внимательно смотрит мордовороту в глаза. Вы не занимались в секции академической гребли у Галины Степановны?
Мордоворот шмыгает носом и, встав, почему-то вытягивает руки по швам, насколько это у него получается при его бицепсах и прочей мускулатуре.
Нет, отвечает он. Не занимался. Мы так, сами по себе, с ребятами.
Наш герой, не дослушивая его, выходит.
Он и вправду шагает вверх по Пушкинской улице (и вновь простите: ныне по вновь Большой Дмитровке), очевидно, направляясь в ЦУМ.