Пусть так! Это несправедливо, но разве можно здесь ожидать справедливости?
– Я не говорила им ничего. Они приняли это решение на закате солнца. Я тут ни при чем.
Голос ее звучит искренне. Он удивляется, а она меж тем продолжает.
– Они поставят тебя перед Богом в полночь. Сейчас они молят его, чтобы он соблаговолил принять жертву. Это длинная молитва. – Арта с опаской проходит мимо Майкла, будто ожидая, что он снова набросится на нее, и глядит в окно. Потом поворачивается к Майклу. – Очень хорошо. Никто не заметит. Иди за мной, да только тихо, смотри! Если нас с тобой схватят, я убью тебя и скажу, что ты пытался убежать. Иначе мне несдобровать. Идем!
– Куда?
– Идем! – Требовательный шепот гонит его из камеры. Он покорно следует за ней по лабиринтам переходов, по сырым подземным камерам, по узким туннелям, чуть шире туловища человека. Наконец они выходят наружу. Он вздрагивает от ночного прохладного воздуха. С площади по ту сторону здания доносятся музыка и пение. Арта выбегает в пространство между двумя домами, озирается по сторонам и знаками подзывает Майкла. Короткими и быстрыми перебежками они достигают внешнего края деревни. Он оборачивается: отсюда он может еще видеть костер, идола и, будто крошечные танцующие фигурки, людей на фоне огня. Перед ним простираются поля, над ним – серебряный полумесяц луны и сверкающая россыпь звезд. Вдруг невдалеке раздается какой-то звук. Арта обнимает его и дергает вниз, под ветки кустов. Тело ее прижато к нему – кончики ее грудей жгут его, как огненные пики. Но он не смеет ни двинуться, ни заговорить. Кто-то проходит мимо – может быть, часовой. У него широкая спина и толстая шея. Арта, замирая от страха, схватила Майкла за запястья, удерживая его внизу. Часовой исчезает из виду. Арта подымается и кивком показывает, что путь свободен. Они проскальзывают в поля, между рядами высоких, усеянных листьями растений. Минут десять они быстро шагают в сторону от деревни. Майкл, не привычный к хотьбе, хватает ртом воздух. Наконец Арта останавливается. Костер кажется отсюда крошечным пятном света, а пения уже не слышно – его заглушает стрекот насекомых.
– Отсюда ты пойдешь сам, – говорит Арта. – Я должна вернуться. Если меня долго не будет, меня станут подозревать.
– Почему ты отпускаешь меня?
– Потому что я была несправедлива к тебе, – говорит она, силясь улыбнуться. – Тебя тянуло ко мне. Ты не мог знать нашего отношения к таким вещам. Я была жестока, я была полна ненависти – а ты всего лишь хотел доказать свою любовь. Мне жаль, что так получилось… Иди!
– Если бы я мог сказать, как я благодарен тебе…
Его рука слегка касается ее руки. Он чувствует ее трепет – желание или отвращение? С внезапной решимостью он притягивает ее в свои объятия. Сначала она упрямится, но тут же расслабляется. Губы прильнули к губам. Пальцами рук он ощущает ее обнаженную мускулистую спину. Живот ее касается его живота, и перед Майклом проносится сладострастное видение: Арта восторженно падает на землю, опрокидывая его на себя и впуская его в себя; союз их тел образует ту метафорическую связь между гонадой и общиной, которую старейшины хотели укрепить его кровью. Но нет. Совокупления в поле, залитом лунным светом, не произойдет. Арта живет по своим законам.
За те несколько секунд, пока эти мысли пронеслись в его мозгу, Арта, видимо, отбросила возможность страстного прощания, выскользнула из его объятий, прервав момент сближения раньше, чем Майкл смог истолковать его как ее капитуляцию. В темноте глаза ее сияют любовью.
– Теперь иди, – шепчет она, поворачивается и пробегает несколько шагов по направлению к деревни. Затем снова оборачивается, делает руками жесты, словно пытается подтолкнуть его в другую строну.