Он охватывает ее руками и пробует прижать ее к полу, лаская, целуя, бормоча какие-то слова…
– Пусти!
Для Майкла это – полная неожиданность: женщина изо всех сил сопротивляется мужчине. В гонаде ее за такое предали бы смерти, но здесь не гонада. Да, здесь не гонада!
Сопротивление Арты распаляет его: уже несколько дней он без женщины – самый долгий период воздержания, который он помнит; член его выпрямлен и предельно натянут, желание доводит его до исступления. Никакие ухищрения ей не помогут, он хочет войти в нее и войдет, как только совладает с нею.
– Арта… Арта, Арта, – мычит он, ощущая ее тело, распятое под ним. Повязки уже нет, перед его глазами мелькают стройные ляжки, соединенные треугольником волос каштанового цвета, и плоский девичий, не знавший ребенка, живот. Если б ему только как-нибудь снять с себя свои одежды, пока он удерживает ее под собой. А борется она, как дьявол. Хорошо еще, что она пришла без оружия. Арта тяжело и часто дышит, дико и суматошливо колотя Майкла кулаками. На его разбитых губах соленый вкус крови. Он смотрит ей в глаза и пугается ее сурового, полного ненависти взгляда. Но чем сильнее она сопротивляется, тем сильнее он желает ее. Дикарка! Если бы она вот так отдавалась? А она вдруг начинает плакать. Он приникает к ее рту губами, ее зубы пытаются укусить его, ногтями она царапает его спину. Она удивительно сильна.
– Арта, – умоляет он. – Не надо так… Это безумие. Если бы только…
– Животное!
– Позволь мне показать, как я люблю…
– Кретин!
Ее колено бьет ему в промежность. Он изворачивается, уклоняясь от удара, но она каким-то образом ухитряется попасть. Это уже не игра. Если он хочет овладеть ею, он должен сломить ее сопротивление, лишить ее подвижности. А что потом? Изнасиловать бессознательную женщину? Нет! Так нельзя!
Вожделение Майкла вдруг утихает. Он скатывается с нее и становится на колени у окна, глядя в пол и тяжело дыша. Ну что ж, иди, скажи старикам, что я хотел с тобой сделать. Скорми меня своему богу.
Арта, нагая, стоит над ним и угрюмо надевает свою повязку. Он слышит ее хриплое дыхание.
– В гонаде, – говорит он, – считается крайне непристойным отказать в этом мужчине, – его голос дрожит от стыда. – Я был прельщен тобой, Арта. И я думал, что тебя влечет ко мне. А потом мне было уже трудно остановиться.
– Какие вы, должно быть, все животные!
Майкл боится встретиться с ней глазами:
– В какой-то степени это так. Мы не можем позволять нарастать возбудительным ситуациям, поэтому в гонаде нет места конфликтам. У вас все иначе?
– Да.
– Ты можешь простить меня?
– Мы совокупляемся только с теми, кого мы любим, – говорит она. – Мы не отдаемся первому встречному. У нас это не просто: существует определенный ритуал сближения, потом вступают в брак. Откуда тебе это было знать?
– И правда, откуда?
Голос ее гневно и раздраженно хлещет, как кнут:
– Нам было так хорошо! Зачем тебе вздумалось трогать меня?
– Сам не знаю. Нас было двое, мы были одни – и я чувствовал, как меня все больше влечет к тебе… это было так естественно…
– Было так естественно пытаться изнасиловать меня!
– Но ведь я вовремя остановился…
Ехидный смешок.
– Это ты называешь – остановиться? И – вовремя?
– У нас женщины никогда не сопротивляются, Арта. Я думал, ты играешь со мной. Я не понял, что ты отказываешь мне. – Теперь он решается взглянуть на нее. В ее глазах растерянность, понимание и сожаление. – Это произошло по недомыслию, Арта! Давай вернем все так, как было полчаса назад, и попытаемся начать сначала?
– Я не могу забыть ощущения твоих рук на моем теле. Я не могу забыть, как ты раздел меня.
– Не сердись! Попробуй взглянуть на это с моей точки зрения. Между нами бездна: различные взгляды, несхожая практика. Я…
Она медленно качает головой. Никакой надежды на прощение.
– Арта…
Она уходит. Он остается один в сумерках.