Пробубнил мужской голос. Чтото стукнуло о пол. От двери просквозило по ногам.
На балконе тихонько дзинькали бельевые струны о металлические перила.
Саня, кто там? Вера Андреевна поводила головой, вглядываясь в прихожую.
В дверях встал муж. Бледный, он, не видя, осмотрел зонтиктрость.
Тебе плохо? встревожилась жена.
Нет. Зонт вот грохнулся. Каретников положил его рядом со списком и мешковато плюхнулся на стул. Вера Андреевна выбралась из кресла и выглянула в прихожую.
А где Боря?
Не знаю
Как не знаешь? Что случилось? Ты меня пугаешь, Саша!
Тот растерянно посмотрел на домашних.
Жора приходил Георгий Иваныч. Говорит, Серегу убили.
На экране телевизора резвились синие и желтые «мульты» с идиотскими рожами, и, словно потешались над глупыми, притихшими людишками.
Что значит? Вера Андреевна в недоумении уставилась на мужа.
Он пожал плечами. Тут до нее дошло. Она охнула и села напротив.
А Машато, Маша! ужаснулась женщина, опрокинула стул и выбежала вон.
Ксения ждала, что ей то отец сейчас все объяснит
Он, наконец, понял! Нахмурился, щепоткой промокнул нос и ушел. Предчувствие счастья в девушке скукожилось и умерло.
Ксения покачнулась на каблуках. «С непривычки. И тут же. Убили?» Но, ведь бородатые дикари, зверство и другая жизнь по телевизору. При чем здесь они, Красновские, Сережа
Вот он влезает с дорожной сумкой в такси, в последней, сгорбленной позе отбытия. Ксения мгновенно вспомнила, как он ходит, смеется, чихает. Но не смогла вспомнить его лицо
В распахнутую дверь Красновских заглядывали соседи с лестничной клетки напротив. Круглолицая женщина сокрушенно закивала Ксении из стороны в сторону, и с любопытством вытянула шею изза спины мужа. Девушка протиснулась между ними.
Зеркало у вешалки задрапировали. Окна зашторили. Ярко горело электричество. У выдвинутого из угла стола бочком сидели двое в мокрых плащах. Длинный мужчина с хрящеватым лицом держал шляпу. Он кивнул Ксении. Это был зять Красновских, Вадим. Шляпа? Вадим никогда не носил шляпы! Второй, друг Вадима Ксения не помнила его имени горстью машинально смахнул с полировки лужицу, натекшую с кожаной кепки, и тряхнул кепкой: брызги мокрым серпом хлестнули о паркет.
В спальне застонали. Девушка вздрогнула, и взглядом поискала родителей. Вадим шмыгнул носом, встал и снова сел, раскинув локти между спинкой стула и столом. Его глаза покраснели.
Вошли Георгий Иванович, невысокий, лысенький толстячок с рельефной червеобразной веной на виске он был в сером костюме, с чемоданчиком и со шляпой в руке и Каретников.
Надо ехать, потерянным голосом сказал дядя Жора. Его всегда круглое без возраста личико веселого балагура сморщилось, будто он вотвот заплачет. Но он не плакал.
Володя суетливо поискал сумку. Друг подсказал: сумка в ногах.
«Уже собрались, подумала Ксения, а нам сказали только сейчас».
В спальне снова застонали. Красновский, осторожно уравновесив на чемодане шляпу, было, шагнул туда. Открыл дверь. У широкой постели хлопотала Вера Андреевна.
Папа, опоздаете на самолет! послышался голос Марины, старшей дочери Красновских.
Ксения уткнулась в кулаки. Она испугалась внутренней боли, боль разрасталась в сердце, в груди, кошачьими коготками рвала трахею и гортань, выдавливала слезы, боли было все больше и больше и от боли не было спасения! Отец озабоченно шарил по паркету взглядом и шмыгал носом: он тоже боролся с болью.
Дядя Жора помял шляпу и примерился к чемоданчику.
Надо ехать, пробормотал он, кивнул всем и вышел в прихожую. Вадим помог ему натянуть дачный дождевик: подбородком тесть крепко прижимал перекрещенные концы черного шарфа и, вскидывая плечи, исхитрялся попасть рукой в пройму, но промахивался. Соседи расступились. Ктото всхлипнул.
Марина просеменила к телефону. Обычно бледная и худая с темной тенью под верхней губой теперь она, казалось, мертвенносерой и костлявой в широком траурном платье. Ее волосы в жиденькой косичке растрепались, и женщина походила на больную птицу секретарь.
Что же вы не едите? Ей совсем плохо! Да. Сердечный приступ! негромко и с раздражением сказала Марина. Бесцветным голосом она повторила адрес, кивнула Ксении и ушла в спальню.
Потом Ксения чтото делала, с кемто разговаривала. Сердитый фельдшер не сразу понял куда идти и кого лечить. Девушка едва узнала страшное распухшее лицо тети Маши. Борис? Зачем он здесь? Она пошатнулась на шпильках. «С непривычки!» И сняла их. На душе стало невыносимо. У Ксении началась истерика. Жених и отец увели девушку и уложили в постель.