У нее истерика, сказал Леня. Сергей, свадьба, беременность. Наговорила на себя.
Борис скептически покривил губы и отрицательно поводил головой.
Такими вещами, Лень, накануне свадьбы не шутят.
Черные глаза Натальи Леонидовны повлажнели.
Ты знал это. Я тебе говорила, что она выходит за тебя изза денег
Знал! Знал, что унижаю их этими побрякушками, Борис попытался отстегнуть золотую запонку и не смог, что считаю Каретниковых обязанными мне за то, что беру их дочь от другого
Боря, у тебя истерика.
Дайте ему выговориться, тихо сказал Завадский, плеснул в фужер минералки и подтолкнул брата под локоть. Боря выпил, и заговорил спокойнее.
Думал, солдафон, армейская кирза рисуется перед девчонкой. А она, дурочка, не видит настоящей жизни. Попробует поймет. Он тяжело поднялся, и, опустив руки в карманы брюк, прошел по комнате, бледный, словно, глядя в себя. А что поймет? Что талант мы измеряем толщиной котлеты из бабла? Считаем себя новой аристократией, и хапаем, ничего, не давая ни тем, кто нас учил, ни тем, кто для нас рисует, пишет, играет? Наследники хама с бабками! А он был настоящий.
Боря, не пей. Будет плохо, попросила мать. Но Борис налил полфужера и выпил.
Тогда, в парке про Исаакиевский собор она говорила. Я не сразу понял. А это их место. Она специально меня привела. Он помолчал. Я мог бы ее притащить в загс. Но, даже, если б не ребенок, она не простила бы мне, что я перешагнул через их любовь. С мертвым не потягаешься.
Это она должна тебя простить? На лице Натальи Леонидовны появилось выражение: большее нахальство трудно вообразить!
Да, она! Прав ее отец: об колено ее хотел, когда она еще в себе не разобралась! А ты мне, мама, какую невесту желаешь? Чтобы в рот мне заглядывала и в зад целовала за то, что я ее лицом в мое дерьмо?
Наталья Леонидовна растерянно поерзала в кресле.
Когда похороны? спросил Леня.
Завтра утром.
Что же они дотянули до сегодня? Каретниковы. Сами не знали? Ну, ну.
Боря, сейчас Леня отвезет нас домой, ты примешь душ В голосе матери зазвучали привычные волевые нотки.
Да, конечно, мама. Поезжайте.
А ты? Надо успеть предупредить Николай Евсеевич, Марину Николаевну. Извиниться перед ними. Кружилин для тебя много сделал
Я ему отработал, огрызнулся Борис. Кружилины в моей жизни еще будут. А Ксюха одна. И и прости, мам. Я тебя всегда слушал, но сейчас это мое дело.
Наталья Леонидовна обеспокоено посмотрела на Леню.
Все мы бываем слабыми, брат, Завадский присел на подлокотник тетиного кресла. Но так дела не делаются! Если бы вы расписывались втихоря, без понтов, это были бы ваши с Ксенией дела. Могли бы в любой день приехать. Но зачем всех мордой об стол. Завтра соберутся люди. И что? Даже, если ты нафантазируешь красивые глупости на ее счет, и она с тобой распишется, торжеств завтра все равно не будет.
Да, фиг с ними! безвольно проговорил Хмельницкий и плеснул себе еще коньяку.
Какие еще красивые глупости? всполошилась мать. Ты что же, Леня, предполагаешь, что после всего, что он вытерпел от этой от такой невесты, между ними еще чтото может быть?
Завадский встал и прошелся по комнате.
Дурацкая ситуация, процедил он сквозь зубы. Тыто, что ей сказал?
Ничего. Я не знаю, что делать.
Ладно, какие завтра торжества? Леня вздохнул, и упредил сетования тети. Об их отношениях с Сергеем вся улица знала! Нашим пацанам я скажу. Кружилину сам звони. А мне дай номера мобильников остальных твоих гостей. А, у тебя, тетя Наташа? Хорошо. В загсе и в столовой я разрулю. По бабкам, думаю, влет только за аренду. Харчи не пропадут. Каретниковы со своими гостями разберутся. Им проще. Их родственники, надеюсь, уже знают про соседа. Ну, а с Ксенией решай сам! хмыкнул Леня.
Наталья Леонидовна обижено отвернулась.
Второй час ночи, промямлил Борис.
Лучше перестраховаться, чем завтра выглядеть идиотами. Ладно, поехали, тетя Наташа. Башка от недосыпания раскалывается. Завадский за локоть поднял женщину с кресла, и на ее немой протест, что нельзя оставлять сына, шепнул: Пусть побудет один.
Он заткнул пробкой недопитую бутылку и спрятал ее в карман пиджака.
Поспи, брат. А то, как привидение. Утро вечера мудренее.
Боря, будь мужчиной. Не совершай опрометчивых поступков, за которые придется расплачиваться всю жизнь, проговорила у двери мать.