Александр Николаевич исподлобья посмотрел на дочь. С детства набалованная! Но ведь детство, когдато заканчивается! Мертвого не воскресишь. Надо думать о живых. «Свинство! Свинство! А ведь это сын моего друга!» У Каретникова засвербело в горле и носу, и он прикурил от окурка новую сигарету.
Главное, конечно, было не в хлопотных пустяках, а в том, что дочь беременна, и откладывать свадьбу больше нельзя. Ныне, конечно, мать одиночка не диво, но к чему мудрить при живом отце?
Дочь чтото говорила. Каретников прислушался.
Пап, ты не все знаешь. Я не все рассказала. Свадьба невозможна
Ксения покраснела и закрыла глаза.
Ну, что там еще за тайны мадридского двора? проворчал отец и внутренне напрягся от нехорошего предчувствия.
Не могу, прошептала дочь. Думала: так проживу, а не могу даже сказать
Неслышно вошел Борис уже в галстуке и в белой рубашке. Бледный после сна. Ксения глубоко вздохнула, торопливым движением отерла мокрые глаза и щеки, и виновато улыбнулась отцу и жениху.
Ничего. Это так. Слабость, пробормотала она.
Доброе утро! Борис приветливо улыбнулся, и пробежал быстрым взглядом по лицам. У «невесты» заплаканная и чопорная мина. Тесть нахохлился. Значит, говорили о свадьбе и убиенном «офицерике», так Хмельницкий про себя называл бывшего ухажера Ксении. «Ну, сейчас мало не покажется! мысленно съязвил он. Бабла бы хватило на ахи!»
Хмельницкий поднял крышку чайника вода давно кипела, обжегся паром, грохнул крышкой и схватился за мочку. Посвойски достал из буфета чашки, заварку и сахарный песок.
Лимон есть? полез он в холодильник. Лимона нет! и загнусил: Пуру пуру
Боря! сказала Ксения. Давай перенесем свадьбу! она не решилась «отменить».
Хмельницкий сполоснул заварной чайник и вытер тряпкой руки.
Я это уже слышал. Как ты это представляешь?
Ксения глазами Бори охватила возможные осложнения, столпившиеся за его вопросом, согласилась: все не просто. Но теперь ей во что бы то ни стало, нужно было отсрочить, если не саморазоблачение, то хотя бы «торжества».
Это раз. Продолжил Борис. И два: а зачем переносить?
Каретников почувствовал поддержку и поерзал на табурете. Ксения, привыкшая покрикивать на родителей, и к покладистости Бориса, в другое время закапризничала бы. Но сейчас она потупилась.
Сережка был нам не чужой, проговорила она.
Да, да, не чужой, согласился Борис. «Еще подумает, что свожу с ним счеты!» Но для других он сосед. Никто! Как я объясню своим, и на работе. И что объясню?
Ну, какнибудь. Ты его тоже хорошо знал!
Да. Знал Борис помялся.
Он отвоевал невесту у «офицерика», но вместо того, чтобы наслаждаться трофеем, попал в плен: полюбил, как любят впервые! Ксения подавляла его волю, и Хмельницкий не умел ей возражать. «Чхать мне на твоего Сергея, и на ваши делишки до меня!» едва не ляпнул Борис, отвернулся, и выражение у его затылка было презлое.
Это не день рождения. Не юбилей, настаивал он. И
Ксения вспыхнула.
Ну! Договаривай про мою беременность!
Подожди, дочь! пробасил Каретников. Молодежь! Наговорят лишнего! Думаю, тебе все же стоит переехать к Наталье Леонидовне. А мы тут уладим
Нет! буркнула Ксения. Папа, я не могу тебе всего сказать. Но, если ты, Боря, меня любишь, лучше перенесем свадьбу. Голос ее не предвещал ничего хорошего. Мужчины переглянулись. В тот же миг девушка испугалась своей смелости и сникла.
Допили чай и разошлись. Борис уехал по делам. («Подвезти до метро?» «Утром пробки. Я на электричке». ) Отец и Ксения на работу. Мать хлопотала у соседей.
Холодный ветер растолкал облака. На улицах подсохло. В мокрых лунках на асфальте далеко внизу виднелось хмурое небо.
Безлюдными дворами Ксения вышла к своей бывшей школе. Она не была здесь с тех пор, как поступила на «иняз» университета.
У школы играли дети. Длинно прозвенел звонок. У пружинной двери затолкались и загалдели рюкзаки, банты, гольфы. Двор опустел. Трое старшеклассников, сутулые, с книгами под руками в карманах вразвалочку пошли к домам. Они через слово «млякали» петушиными голосами и сплевывали на асфальт. Ксения опустилась на лавку с выломанной доской и ножевым признанием какогото Васи, какойто Люсе. Отбитая штукатурка старых стен, мусор под решетками подвального этажа, асфальт, разлинованный под забеги по физкультуре, плешивые газоны и общипанные до прутьев верхушки кустов. Ничего не изменилось. Ксения запахнула плащ. Ветер пытался отодрать от черного асфальта мокрый лист. Уголок листа телепался и не сдавался.