Да, у нее было явно негодующее лицо. На Зубенко она смотрела не отрываясь. Ливенцев понял, что это женщина властная.
И вот еще что он понял: что он сам как будто человек с другой планеты среди остальных; что здесь, в Балаклаве, за одним столом с ним, получающим только свое полуторасторублевое жалованье прапорщика и больше ниоткуда ничего, сидят всё богатые люди. Об адвокате Кароли он знал, что у него прекрасный дом в Мариуполе, что сюда, в Севастополь, он взял свой выезд красивый кабриолет и пару дышловых лошадей, неизвестно почему уцелевших пока от мобилизации; трое остальных были помещики, из которых самым богатым оказался самый незаметный на вид и преувеличенно скромный в своих привычках, не захотевший тратить даже двугривенного на третьи звездочки себе на погоны, хотя и мог бы носить погоны поручика так же незаконно, как и Кароли.
Над тем, что говорил ему о Зубенко дня два назад этот радикал, земец, доктор Моняков, он пытался думать только теперь и удивленно видел, что молодой еще степной помещик этот, обладатель миллионов, захлестнут как-то до потери самого себя своими богатствами, что как-нибудь пользоваться ими он совсем не умеет, даже боится, что он умеет их только стеречь, может стремиться их увеличить, но совершенно лишен способности их тратить, и в нем появилась какая-то не то что отчужденность, а даже брезгливость к этим всем, чересчур связанным с землею, преувеличенно земным людям и к Цирцее с ее африканскими и прочими собачками, и он сказал, улыбаясь, как всегда, когда чувствовал брезгливость:
Господа! У меня нет ни имения, ни дома, ничего вообще, кроме знания математики, и то приблизительного, конечно. Но математика не нуждается в защите при помощи кавалерии, а также штыков и пулеметов Да на нее никто и не нападает: какая корысть нападать на какую-нибудь теорию парабол и гипербол? А вот напасть на имения с их пшеницей или на угольные копи тут есть так называемый казус белли. Говорят уже, что теперешняя война война угля и железа и доломита, конечно, поскольку он необходим для железа. (Тут Ливенцев улыбнулся в сторону Цирцеи.) Вопрос теперь, значит, только в том, чтобы нам всем, и мне тоже, представьте, как это ни странно! суметь защитить все наши пшеничные поля и угольные копи.
Как защитить? глянул на него непонимающе Лихачев.
От кого защитить? спросил Мазанка. Кто на них покушается?
Вот тебе на! Разве немцы не заняли у нас часть Польши? удивился Ливенцев.
А мы разве не заняли часть Пруссии? спросил Лихачев. Линия фронта может, конечно, колебаться то здесь, то там, но-о до наших коренных русских земель куда же добраться немцам? Ни-ко-гда этого не будет! Да и вообще пустяки Наше военное министерство урок японской войны учло это теперь для всех очевидно Нет, война кончится месяца через два-три
А вы как думаете? обратился Ливенцев к Зубенко.
Зубенко подумал, помял хлебный мякиш между толстыми пальцами и сказал решительно:
К новому году кончат войну!
Кароли же горячо добавил:
И как только Вильгельм попадется в плен, накажи меня бог, об него готов тогда буду целый день спички тушить! Так он мне с этой войной надоел, проклятый!
Ливенцев поглядел на него и расхохотался вдруг.
А если если не через два месяца, а и через два года не кончат войну? еле проговорил он сквозь хохот.
Абсурд! махнул рукою Лихачев.
Чепуха! сказал Мазанка.
Мне надо насчет сена распорядиться, вдруг поднялся из-за стола, наклоняя голову в сторону Цирцеи, Зубенко. Сейчас же надо послать подводы, а то ведь на сено много охотников Не успеешь оглянуться артиллеристы заберут, а потом ищи-свищи!
Да-да! Вот именно: ищи-свищи! Идите, идите, забеспокоился и Лихачев, а Мазанка кивнул Кароли:
Надо бы и нам ехать
Но хотя Зубенко и ушел, простившись с ними, их остановил Лихачев, так как подавали еще чай (на серебряном подносе, и стаканы в подстаканниках старого серебра), ликерные узенькие рюмочки и пузатую черную бутылку бенедиктина.
Ка-ков оказался скромник наш Зубенко! сказала Цирцея, снова усаживая на колени африканку и укутывая ее платком. Ведь если бы вы не сказали нам, то откуда бы мы могли узнать, что это богач? Если бы мы имели хотя бы половину его состояния! А ведь он
Она остановилась, не договорив, но Ливенцев понял ее так, будто хотела она добавить: «каждый день обедает на наш счет!»