Обратите внимание на снимок, сделанный им у клубного бона (причала). Видите отходящую от него моторную лодку? Тогда такие лодки являлись большой редкостью в северной столице. Тем не менее соревнования в день рождения клуба были устроены и для них. По словам газеты «Новое время», «от шума и дыма некуда было деться».
Окно на Зимнюю канавку
Перед вами на снимке уголок, уж конечно хорошо знакомый. Зимняя канавка уходит к Неве, и арка там, в ее конце, одним своим крылом упирается в здание Эрмитажного театра.
Сто, без малого, лет назад именно это место весьма занимало ученых Академии наук и Министерства императорского двора: оба этих учреждения были озабочены увековечением места смерти Петра Великого.
Объявление о том, что Министерство императорского двора организует по этому случаю всероссийский конкурс на проект памятника, попалось мне в 13-м номере журнала «Зодчий» за 1914 год.
Последующая же информация оказалась на удивление скудной. Журнал «Аполлон» в мае поиронизировал над условиями конкурса, которые требовали, чтобы «все, даже малограмотные, могли понять, что памятник поставлен Петру Великому». Над тем же посмеялась «Речь». А «Новое время» устами своего обозревателя Н. Кравченко заявило, что премии авторам-победителям установлены слишком малые 500, 300 и 200 рублей, чтобы кого-нибудь соблазнить на участие
Срок конкурса истек в сентябре, но столичная пресса о том как будто забыла. Только «Зодчий» с «Речью» и упомянули. Первый написал в октябре, что в Кунсткамере открыта выставка проектов. Вторая в отчете о собрании Академии художеств сообщила: «В заключение состоялось присуждение премий по конкурсу проектов для увековечения места кончины Петра Великого. Первая и вторая премии присуждены скульптору Грузенбергу, а третья г. Малашкину».
Так что же это была за акция, которая не привлекла большого внимания тогда и о которой прочно забыли потом, так что даже мои попытки навести справки у знающих людей в Эрмитаже, Академии художеств не принесли результатов?
Ответ нашелся в документах, хранящихся в Российском Государственном историческом архиве и петербургском филиале архива Российской Академии наук. Это переписка, которую на протяжении нескольких лет вели по упомянутому вопросу секретарь Императорской Академии художеств В.П. Лобойков, директор Музея антропологии и этнографии имени Императора Петра Великого В.В. Радлов, начальник канцелярии Министерства Императорского двора А.А. Мосолов, начальник Дворцового управления генерал-лейтенант С.И. Сперанский и другие официальные и неофициальные лица. Во всех подробностях мне ее тут за недостатком места не пересказать, но историю так и не появившегося в столице памятника могу вкратце изложить.
Итак. В 1872 году исполнялось 200 лет со дня рождения Петра, и дату решено тогда было увековечить памятником на том месте, где он скончался. Однако точных данных об этом самом месте не имелось, поскольку первого Зимнего дворца, где произошло печальное событие, уже не существовало. Джакомо Кваренги включил часть стен дворца в возведенный им Эрмитажный театр. Так что от благой мысли пришлось тогда отказаться.
В 1903 году (по другой информации в 1904-м) выступила с инициативой увековечить место кончины Петра I Академия наук.
Но снова дело уперлось в определение точного места. Решили его все-таки установить.
Осенью 1912 года на заседании историко-филологического отделения Академии наук был заслушан труд Ф.Н. Литвинова (по должности делопроизводителя управления С.-Петербургского удельного округа, а по увлечению историка) «К вопросу в какой палате скончался император Петр Великий». Академики вполне одобрили изыскания Литвинова, доказывавшего, что «та часть стены нынешнего театрального здания, которая выходит на Зимнюю канавку, от угла набережной Невы до закругления Эрмитажного театра, полосою на высоте 13 футов от мостовой и выше до потолка антресольного помещения, несомненно принадлежала к искомой комнате». Они даже предложили приурочить увековечение к 300-летию дома Романовых.
Однако до февраля 1913 года, когда ожидались юбилейные торжества, со столь масштабным предприятием было уже не справиться.
Но и отказываться от планов не стали. Осенью 1913 года Николай II выразил свое «благоугодное согласие» на то, чтобы делу был дан ход.
«Особый памятник» решили ставить в нише окна, выходящего на канавку, в первом этаже театрального здания.