Но что происходило на самом деле? Он решил выяснить все досконально – отчасти затем, чтобы не упустить важных улик, но главным образом ради фактов, способных отвести подозрения Рэйко от секты.
Сано попрощался с будущими монахинями и направился к приземистой, крытой соломой постройке. Предположительно священники отвели Истинное Благочестие в храмовую больницу, что Сано и предстояло проверить, выполняя наказ жены.
В больнице было тридцать матрацев на деревянных основах, и ни один не пустовал. Три монахини обмывали хворых, подавали им чай, массировали спину. Сано прошелся по рядам, осматривая пациентов обоих полов – среднего возраста и пожилых.
– Это все больные или еще есть? – спросил он сиделку.
– Все, господин.
Появился лекарь в темно-синей накидке. Он присел у постели одного из стариков и влил ему в рот ложку какого-то снадобья.
Сано подошел к врачу и спросил, на что жалуется больной.
– У него лихорадка, – ответил тот и добавил: – Я даю ему ивовый сок [19] .
– Вы когда-нибудь ставили на членах секты медицинские опыты? – спросил Сано.
– Никогда. – Врача, казалось, до глубины души задело предположение, что он мог рисковать жизнью пациента в своих целях.
Потом к нему подошли сиделки, и следующий вопрос прозвучал уже для всех:
– Не пропадал ли кто отсюда в последние дни?
– Нет, господин, – ответил врач.
Старик на матраце пробубнил что-то вполголоса.
– Что вы говорите? – прислушался Сано.
– Тиэ, – повторил тот. Его выступающие скулы покрывал нездоровый румянец, взгляд был затуманен. – Одна из сиделок, что всегда ухаживала за мной. Что-то ее долго не видно.
– Он бредит, – сказал врач извиняющимся тоном. – Здесь сроду не было сиделки с таким именем.
Сано взглянул на монахинь – те забормотали что-то в знак согласия.
– А Хару к вам когда-нибудь обращалась? – спросил он наконец.
– Да, – ответил врач. – Ее наблюдает доктор Мива, наш старший лекарь. Она постоянно приносит всем неприятности из-за своего духовного разлада.
У Сано была версия, что служители храма устроили сговор, чтобы скрыть от него происходящее в секте и очернить Хару, но те, кого он повстречал, казались вполне искренними.
Выйдя из больницы, Сано побродил немного по храмовому участку. На кухне монахини мыли посуду, а монахи возделывали огород – занимались обычными будничными делами, как во всяком из храмов. Сано вышел к приюту. Вспомнив разговор с родителями Хару, он почувствовал себя виноватым перед Рэйко – виноватым вдвойне, потому что ему предстояло сделать еще кое-что без ее ведома.
Садик, посреди которого стоял приют, встретил его детским смехом и гомоном. Три десятка сирот носились, скакали, играли там под присмотром двух наседок-монахинь. Дети разнились по возрасту – младший напомнил Сано Масахиро, а старшими, вероятно, были две девочки десяти-одиннадцати лет. Они бросали кожаный мячик ребятам поменьше. Один мальчуган не успел схватить мяч, и тот отлетел к Сано, который его и поймал. Дети обернулись, вид незнакомца их насторожил.
– Смотрите-ка! – обратился к ним Сано.
Он поддал мяч ногой, отчего тот взвился высоко в воздух. Детвора восторженно закричала. Мяч вернулся. Поймавший его мальчик взялся повторить удар и угодил мячом в ближайшие кусты.
– Постой, я тебе покажу, – предложил Сано.
И вот под его руководством дети освоили прием и кинулись состязаться, кто выше пошлет мяч. Вскоре кто-то пнул его с такой силой, что он оказался на кровле приюта. Пока бегали за лестницей, Сано обратился к девочкам:
– Вы дружите с Хару?
Они внезапно притихли и прижались друг к другу. Та, что повыше, стройная и симпатичная, выпалила:
– Мы не любим Хару! Ее никто здесь не любит!
– Почему? – спросил Сано.
– Злая она, – отозвалась другая. Ее круглое личико скривилось от неприязни. – Колотит нас, чуть что не по ней. Малыши ее и вовсе боятся. Она вечно их дразнит.