Итак, мой отец «вышел пять минут назад» из Вольского радиоузла, и все мы оказались в станице Каневской ранним летом 1939 года[4].
Лето было непохожим на волжские. Жара была не меньше, чем в Хвалынске-Вольске, но босые ноги топали по щиколотки в мельчайшей пыли, а после дождей мы плавали в корытах по канавам. Черешни, вишни, жердели, ароматные со слезами на разломе помидоры все стало сразу любимым. Особенно вкусно всегда было у Тубильчихи пожилой, лет пятидесяти женщины, жившей на окраине, сорок минут пешком. У нее был сад со всеми этими дарами и корова с вкуснейшим молоком. Тубильчиха томила его и хранила в глиняных макитрах: топленое, кремовое, с загорелыми пенками. Особое удовольствие летом речка Кряхуха. Народное название Кряхуха получила за мощные вечерние лягушачьи хоры. Официально же ее имя было река Челбас, как и соседние Бейсуг, Калагермы адыгейские имена.
Мама с ее прекрасным русским языком потомственной дворянки семейства Скворцовых и опытом школьной учительницы русского языка осваивала дикторское искусство[5]. Но это воспоминания детства. А электроника этого слова в детстве я не слышал. Часто слышал слово «радио». Отец непрерывно возился в аппаратной, все время что-то конструировал, перепаивал. Мама по ночам на каких-то выделенных частотах принимала официальные передачи, произносимые медленно и внятно, записывала их, чтобы, начиная с 6 часов утра, передавать их периодически в нормальном темпе с хорошей дикцией.
Четко помню ужас мамы по поводу какой-то ошибки. Я не понимал и не помню подробностей ошибки, помню только ужас на лице мамы и растерянные попытки отца успокоить ее. Несколько дней мама непрерывно плакала, отец ходил хмурый. Когда на крыльце появлялся кто-то, мама обнимала меня и рыдала, рыдала
Но все обошлось. Я улавливал, что в этой драме мельком в обсуждении родителей слова «путь к коммунизму» или «заря коммунизма», «колхоз», снова «коммунизм». Отец особенно опасался деда Щелкуна моториста электростанции пожилого казака, жившего у вокзала, на той самой улице Чигиринской, где мы поселились в начале пятидесятых. Дед не казался добрым, молчал, во что-то всматривался, жил в большой хате на углу Таманской и Чигиринской. Он с трудом терпел иногородних, к которым относилась наша семья, но уважал отца за его знания радиста. Отец тоже уважал Щелкуна за то, что его дизель времен Джеймса Уатта не подводил Каневской радиоузел и хоть и с трудом, всегда заводился.
А дед Щелкун сохранил во время немцев фанерный ящик с моими елочными игрушками.
Итак: районный радиоузел 19301940-х годов это: электростанция, радиоприемники для приема официальной информации, усилительные стойки, дикторская и радиотрансляционные линии по улицам, динамики-репродукторы.
Радиотрансляционные линии это:
столбы, присылаемые по железной дороге в безлесную Кубань,
провода в бухтах, изоляторы, прочее,
монтеры.
Схема районного радиоузла
Монтеры здоровые молодые парни с поясами и мощными «кошками», которые лихо лазили по столбам, предварительно ими же врытыми в землю на полтора метра, и вручную натягивали двухпроводную линию из железных проводов. Дальше от столба провода шли в хату, и там вешался репродуктор с черным бумажным диффузором диаметром около полуметра. Как потом выяснилось, производства в том числе и будущего завода 311 («Сапфир»).
А что радио?
Радио звучало все громче.
В знаменитом Electronics 1980 (50) они писали, что 500 миллионов радиоприемников было в США у пользователей в 1940 году. Даже для американцев, любящих приврать о себе, многовато. В СССР в 1940 году было произведено 140 тысяч ламповых радиоприемников.
Американцы распевали Бинга Кроссби и других радиохохмачей. Пробивался Duke Ellington, Lois Armstrong, Ella Fitzgerald.
Советское радио распевало патриотические песни «Если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к походу готовы», «Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход, когда нас в бой пошлет товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведет».
«Так будьте здоровы, живите богато, а мы уезжаем до дома, до хаты. Мы долго гуляли на празднике вашем, нигде не видали мы праздника краше что б в год по ребенку у вас нарождалось».
Это был Утесов, очень популярный после фильма «Веселые ребята». Он был любим, пел много от еврейской «Бубенцы звенят, играют» до вызывающе дерзкой «Все хорошо, прекрасная маркиза». И все ему, Утесову, почему-то сходило.