- Что, старик, тоже проголодался? - Федор Михайлович достал кусок сырой телячьей головы. - На, получай свою косточку.
Бой деликатно взял из рук мясо, отошел в сторонку и лег. Через несколько минут Федор Михайлович оглянулся:
- Ты что не ешь?.. А где собака? Бой, ко мне!
Бой выбежал из кустов и остановился перед хозяином, изъявляя полную готовность служить.
- А где косточка? Зарыл? Вот поганец!.. Его, видно, укачало, есть не может и спрятал про запас. Что ж, нам теперь сидеть здесь и ждать, пока у тебя появится аппетит? Или бросим косточку? А где ее потом взять?
Преданно глядя на Федора Михайловича, Бой вилял хвостом.
- Тогда вот что: раз ты не хочешь, Антон сейчас пойдет и съест твою косточку.
"Вгав!" - отчетливо произнес Бой.
- Вот тебе и "вгав"... Где косточка? Пошли, Антон.
Бой отступил, повернулся и бросился в кусты. Антон и Федор Михайлович пошли следом. Бой стоял возле одиночного дерева и смотрел в их сторону. Когда они подошли ближе, он лег и зарычал.
- Не отдашь? Только через твой труп? А ну, вставай!..
Федор Михайлович оттащил упирающегося Боя, разгреб рыхлую землю и достал перепачканный кусок мяса.
- Вот видишь, а ты еще хочешь тягаться с человеком, царем природы.
Солнце склонялось к западу, уже не жгло так нестерпимо, и они забрались в первый попутный грузовик. За несколько километров до Ганешей одиночными деревцами, куцыми, жиденькими перелесками к дороге начал подбираться лес. Ветлы и сосёнки, как любопытные ребятишки, то подбегали вплотную, то, оробев и застыдившись, разбегались, прятались по лощинам, показывая оттуда только взлохмаченные ветром вихры. А дальше еще растрепанные, но уже плотные ватаги повзрослев толпились, не разбирая ни лога, ни увала, и вот уже стеной стали по сторонам зрелые богатыри, разбросали могучие узловатые корневища, расставили широченные плечи, развесили до земли седые бороды, накрыли тенью шоссе. Машина вихляла в узком коридоре просеки. Удесятеренное эхо подхватывало рычание мотора, швыряло, мяло, глушило повторами. Оно убегало, возвращалось, настигало, оглушало, но вся эта трескотня, шум и гром метались внизу, на дне коридора, а стволы были недвижны и равнодушны, кроны недосягаемы и тоже неподвижны, только остроконечные макушки еле заметно покачивались под легким ветром.
Ганеши от двух убогих магазинчиков у дороги карабкались по косогору и скрывались за ним. Лес нехотя расступился, оставив место неширокой, заросшей кустарником пойме. Путаясь меж кустами, извивалась и петляла по ней река. Слева за мостом на изволоке стояли бело-красные руины большого, как дворец, двухэтажного дома.
- Там помещик жил, Ганыка, - сказал Федор Михайлович. - Всю округу в кулаке держал. Все его было.
- И лес?
- В первую очередь.
Километра через два Федор Михайлович постучал по кабине, машина остановилась.
- Дальше пешком пойдем, тут близко. Спасибо! - крикнул Федор Михайлович водителю.
Они вскинули рюкзаки на плечи и зашагали по обочине шоссе.
Бой бежал вдоль строя деревьев, принюхивался и фыркал.
- Вот он, - сказал Федор Михайлович. - Мне о нем рассказывали. Сними шляпу... хотя бы мысленно. И смотри.
На небольшой поляне, окруженный редким штакетником, стоял великан. К штакетнику была прибита дощечка с надписью: "Дуб летний. Qvercus robur. Возраст семьсот лет".
- Понял? - спросил Федор Михайлович. - Ничего ты не понял. "Кверкус" по-латыни означает "красивое дерево". Ты видел что-нибудь красивее?.. Подумай. Он был уже большим, когда произошло татарское нашествие. В то время Колумб не открыл Америки - он просто не успел родиться. А Иван Калита не начинал собирать русскую землю - его еще не было на свете. И Александра Невского тоже.