Если подумать теперь о том, что ненависть евреев к Церкви Христовой не утихла, что эта ненависть лишь возросла с прогрессом христианства и что, с другой стороны, эта тайная организация, необходимая первоначально из-за слабости, стала силой, позволяя евреям обзавестись во всех странах мира орудиями действия и влияния, то легко себе представить, что оккультная Власть, располагающая подобными интернациональными ресурсами, обладает в действительности громадной мощью. Сегодня, когда нас предупредили, мы отдаем себе отчет, прекрасно чувствуем, что вдруг, неизвестно откуда, появляются какие-то таинственные мысли, но идут они из центрального пункта, насилуя и устрашая общественное мнение во всех концах света, чтобы вовлечь это мнение в неодолимые течения, вопреки нашим интересам и в направлении, всегда совпадающем с еврейской Мыслью: загадочный «дирижер оркестра», о котором говорил Либкнехт, обращаясь к суду над Дрейфусом, поднимает свою палочку всякий раз, когда Дело Израиля находится под угрозой, и руководит через голову дипломатов европейским Концертом[40].
Однако не следует непостижимую и сверхчеловеческую мудрость Провидения смешивать с дьявольским и негативно надчеловеческим умом «Сионских мудрецов». А главное, если говорить о тайных целях, иудео-масонский план господства над миром, предусматривая полное разрушение христианства и любых легитимных монархий, не является простой секуляризацией замысла Провидения, состоящего в том, чтобы восстановить христианство и монархию[41], даже через их «унижение» и «разрушение»[42]. Остается добавить, что скрытую мощь, постулируемую соответственно двумя теориями, провиденциализмом и конспирационизмом, определяют две черты: эта сила обладает умом, будь то ради Добра (провиденциализм) или ради Зла (конспирационизм), и она в принципе недоступна для простых смертных, непостижима для обычных умов. Это высший ум проявляет себя через уловки и обходные маневры.
В результате возникает парадокс: тому, кто способен видеть невидимое, теоретику Провидения или теоретику заговора, следует обладать таким проницательным взглядом, чтобы даже непроницаемое не могло бы от него ускользнуть; этот человек, проникая в недоступное, становится, таким образом, над человеком. Он видит с высоты или со дна загадочный код истории и, действуя, превращает загадку в прозрачный знак. И эту способность проникать в непроницаемое, которой наделяет себя дешифровальщик, сопровождает особое удовольствие. Убежденность в двух вещах в том, что масса людей обманута «тайной силой» и «оккультной мощью», и в том, что внешний исторический хаос маскирует осуществление какого-то плана, эта убежденность не обходится без удовлетворенного созерцания самое себя. Источник специфической удовлетворенности дешифровальщика саморефлексия, убеждающая его в обладании скрытым знанием. Так, Жозеф де Местр не скрывает чувства превосходства, которое доставляет ему видение «сверху»:
Сладостно посреди всеобщего расстройства предчувствовать промыслы Господни[43].
Перед нами гностический момент провиденциалистского видения, которое основывает оптимизм на теории «невидимой руки» или непредвиденного эффекта, с непроницаемой иронией расстраивающих расчеты жалких человеческих существ. Это видение предполагает ультрапессимистическую антропологию и радикальный антигуманизм. Прорицателя радует здесь именно тот факт, что под его взором самонадеянные люди сводятся к существам мелким и ничтожным, что «человек поднимается на смех Провидением, но также несколькими избранными умами, обладающими способностью раскрывать его замыслы, поскольку, стремясь переделать мир от начала до конца, этот человек настолько же полно запутывается»[44]. С восторгом рассматривать человека в качестве орудия в руках «тайной силы» и жертвы как своих благородных иллюзий, так и своих низких страстей значит находить удовольствие в его унижении и в знании того, что он унижен. Говоря о непредвиденном эффекте, Хиршман справедливо отмечает: «Чтобы человека увидели таким, какой он есть, наполовину глупцом, наполовину преступником, разве не лучше всего для этого показать, что, усердствуя, он получает противоположное объявленному им искомому?»[45] Этот тип высокомерия, связанный с уверенностью в полном обладании знанием, столь же драгоценным, сколь и редким, вот что выражает ирония, даже сарказм, обращенные на стадо слепых и покорных жертв; это надменное самодовольство того, кто присуждает себе ясность сознания или необыкновенную силу проникновения, связанную с высшим разумом. Между тем следование правилу правдоподобия было, как кажется, главным требованием при составлении «Протоколов»; их основные действующие лица, «Сионские мудрецы», в психологическом плане отличаются уверенностью в том, что они хранят высшее знание, спокойной удовлетворенностью тем, что могут одновременно созерцать это знание и применять его в истории. Итак, «мудрецы» наделяются психологией дешифровальщика даже тогда, когда их называют агентами или вдохновителями того, что видится другим («стаду гоев») как загадочная поступь истории.