4. ИСТОРИКО-ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ЦЕНТР РОССИИ
Под совместными действиями изложенных условий, растительных и гидрографических, с течением времени на равнине обозначился сложный узел разнообразных социальных отношений. Когда начала передвигаться сюда масса русского населения из Днепровского бассейна, в этом Окско-Волжском междуречье образовался центр расселения, пункт переселенческого движения с юго-запада: здесь сходились колонисты и отсюда расходились в разных направлениях на север за Волгу, а потом на восток и юго-восток за Оку. Когда население приспособилось к естественным географическим различиям, в этом краю встретились завязывавшиеся типы хозяйства лесного и степного, промыслового и земледельческого. Внешние опасности, особенно со стороны степи, вносили новый элемент разделения. Наравне с сельским населением были и воины, которые являлись стражами земли русской. Они живой оборонительной изгородью селились по поместьям и острожкам северной степной полосы, по мере того, как ее отвоевывали у татар. Берег, как звали в старину течение Оки, южного предела этого узлового края, был главным пунктом степной борьбы и вместе с тем опорной линией этой военной колонизации. Переселенцы из разных областей старой Киевской Руси, поглотив туземцев-финнов, образовали здесь плотную массу, однородную и деловую, со сложным хозяйственным бытом, которая послужила зерном великорусского племени.
Как скоро в этом географическом и этнографическом центре утвердилось сосредоточение народной обороны, из разнообразных отношений и интересов, здесь встречавшихся и переплетавшихся, завязался и политический узел. Государственная сила, основавшись в области истоков главных рек равнины, естественно стремилась расширить сферу своего владычества до их устьев. Так центр государственной территории определился верховьями рек, окружность их устьями, дальнейшее расселение направлением речных бассейнов. На этот раз наша история пошла в достаточном согласии с естественными условиями: реки во многом начертали ее программу.
5. СТИХИИ РУССКОЙ ПРИРОДЫ
До сих пор мы рассматривали совокупное действие различных Факторов: форм поверхности, условий почвенных и гидрографических, оказавших влияние на хозяйственный быт и политический строй русского народа. Лес, степь и река это, можно сказать, основные стихии русской природы по-своему историческому значению. Каждая из них в отдельности содействовала живому и своеобразному участию в устройстве жизни и понятий русского человека. С леса мы и начнем частичный обзор этих стихий.
Лес сыграл крупную роль в нашей истории. Он был многовековой обстановкой человека: жизнь наибольшей части русского народа шла в лесной полосе нашей равнины. Степь вторгалась в эту жизнь только злыми эпизодами: татарскими нашествиями да казацкими бунтами. Еще в XVII в. европейцу, ехавшему в Москву через Смоленск, Россия казалась сплошным лесом, среди которого города и села представлялись только большими или малыми прогалинами. Даже теперь более или менее просторный горизонт, окаймленный синеватой полосой леса, наиболее привычный пейзаж Средней России. Лес оказывал русскому человеку разнообразные услуги: хозяйственные, политические и даже нравственные: обстраивал его сосной и дубом, отапливал березой и осиной, освещал его избу березовой лучиной, обувал его лыковыми лаптями, обеспечивал домашней посудой и мочалом, а народному хозяйству давал пушного зверя и лесную пчелу. Лес служил самым надежным убежищем от внешних врагов, заменяя русскому человеку горы и замки. Само государство могло укрепиться только на далеком от Киева севере, под прикрытием лесов со стороны степи.
Он служил русскому отшельнику Фиваидской пустыней, убежищем от соблазнов мира. С конца XIV в. люди, в пустынном безмолвии искавшие спасения души, устремлялись в лесные дебри северного Заволжья, куда только они могли проложить тропу. По их следам шли крестьяне, и многочисленные обители, там возникавшие, становились опорными пунктами крестьянского расселения, служа для новоселов и приходскими храмами, и ссудодателями, и богадельнями под старость.
Несмотря на это, лес всегда был и тяжелым испытанием для человека, он своей чащей перекрывал дороги, назойливыми зарослями оспаривал с трудом расчищенные луг и поле, дикими зверями грозил домашнему скоту. В нем свивались и гнезда разбоя.
Тяжелая работа топором и огнивом, которой осваивалось лесное хлебопашество на пали, расчищенной из-под срубленного и спаленного леса, утомляла, досаждала, а порой просто пугала. Безотчетная робость овладевала им, когда он вступал под его сумрачную сень, сонную, «дремучую» тишину; в глухом, беззвучном шуме его вековых вершин чуялось что-то зловещее; ежеминутное ожидание непредвиденной опасности напрягало нервы, будоражило воображение. И древнерусский человек населил лес всевозможными страхами. Лес это темное царство лешего одноглазого, злого духа-озорника, который любит дурачиться над путником, забредшим в его владения.