С Барсуковым всё понятно, а, чем тебе Пушкин не угодил?
Да по мне, что Пушкин, что Индюшкин один хрен. Я вообще стихи не люблю.
Ну, Григорий Маркович, удивил ты меня. А я-то считал тебя культурным человеком. Чем же тебе стихи не нравятся?
Выпендривание всё это и суесловие. Есть у тебя дельная мысль, ну и вырази её чёткой прозой. К чему там разные аллитерации, амфибрахии и прочая муть?
Так красиво ж!
Ну кому как. Во всяком случае в магазинах, в отеле «Поэзия» народ не толпится. Что-то народ не очень ценит поэтов. Это раньше в салонах стишками баловались, а теперь ни к чему всё это. Баловство и пустословие. Нет конечно девчонке лестно получить от мальчика любовные вирши типа:
«У тебя между ног, славно роза.
Распустился желанный цветок»
Девчонка-то знает, что там у неё никаким цветком и не пахнет, но читать такое ей приятно.
А от чего ж поэтов нынче развелось немеряно?
Во-первых, они не поэты, а так рифмоплёты.
Откуда ты знаешь? Ты ж сказал, что стихи не любишь.
Не люблю, но иногда почитываю. Как правило у «поэта» одна мыслишка, а то и ни одной, но наворочена куча строф, причём рифмы слабенькие, ритм страдает.
Гриша. Ты преувеличиваешь.
Я преувеличиваю!? Ну тогда назови мне хоть одного известного, как Маяковский в наше время, современного поэта. Их нет! Бродского раскрутили, а какой он поэт? Скукота. А, во-вторых. стихи писать легче, чем прозу. Вон Есенин рыпнулся было повесть написать, да ничего не вышло.
Белогоров взглянул на поскучневшего Барсукова и вымолвил:
Ладно, не грибся. Давай твой стих. Почитаем.
Они прошли в скверик, уселись на скамью, и Гриша стал вслух читать творение своего приятеля:
«ЕСТЬ ЖЕНШИНЫ
С полей наступали чучундры
С ехидными, злыми глазами.
Под вечер под вопли: «Полундра!» в атаку пошли пауки.
Мужчина, в преддверии рая,
Следил как на фоне заката,
Носами камыш раздвигая, по речке плыли утюги.
«Увы, не жилец», молвил медик.
И женщина взвыла от горя,
И бросила руки в передник, и чёрта и бога кляня:
«Держись за меня мой родимый!
Ещё мы с судьбою поспорим
Всю жизнь мы с тобою едины. Не смей уходить от меня!»
Его обняла крепко, жарко,
И нежное что-то шептала,
И образно, пылко и ярко звала его жить и любить
И вырвала мужа у смерти
Душевная русская баба!
Душевная баба, поверьте, способна и смерть победить
ИЗ ЭТИХ ДУШЕВНЫХ НЕ БУДЕТ
От чего же девушки,
Суки безобразные,
Беззащитных детушек
Душат как котят.
И бросают в мусорки,
И в сугробы грязные.
Забирать с роддомов их
Вовсе не хотят.
Ясно: жизнь хреновая.
Но в войну хреновее
Жить в беде и голоде
Было во сто крат.
Но любили заянек
Мамочки бедовые.
Что же нынче сталось вдруг
Плохо и не так??
ВСЁ ДЕЛО В ГАЛСТУКЕ
На старинной карточке славненькие девочки
В пионерских галстуках. Банты в волосах.
Ясные глазёночки. Старый хрыч надел очки,
Долго дев разглядывал, и глаза в слезах.
Все они состарились. Дочек в люли вывели
Ну а внучки бабушкам заявляют: «Брысь!»
То они брюхатые, то чего-то выпили.
Ясно: красных галстуков не носили в жисть.»
Гриша закончил чтение, взглянул на Барсукова и начал разбор опуса:
В твоих стихах, Алексей, есть всё то о чём я говорил. А именно: мысль единственная: при социализме девушки были скромнее, чем сейчас при капитализме, а весь лист в буковках. Наворочены никому не нужные утюги, мусорки, чучундры. И рифмы: медик передник, горя поспорим, девушки детушки. Убогость, а не рифмы. Ритм, правда, чёткий. Сразу чувствуется, что автор служил в армии, хаживал под барабан. И. вообще, стих сырой. Над ним работать и работать.
Гриша сделал паузу. и Барсуков поспешил высказаться:
Спасибо, Гриша, за критику. Я учту твои замечания. Доработаю стих.
А зачем дорабатывать-то. Ты пишешь о порочных девушках, но твоя концепция стиха порочна ещё в большей степени. Что ты знаешь о современных девушках? Ты. что общаешься с ними, контактируешь? Какое у тебя право корить их в чём-то, тем более называть суками?
Так деток же бросают!