Ежели вам полюбить непременно охота
Лучше держать затворенными накрепко двери.
Только тогда поумнеют беспечные люди,
Если закрыть их, прибавив при этом по роже.
И на пропахшие дымом Отечества груди
Голову склонит любой суетливый прохожий.
* * *
Наш век жлобьем не выпит был, не съеден.
Мы от людей не прятали глаза.
Взаймы на пьянку брали у соседей
И, не крестясь, глазели в образа.
Не верили ни в черта и ни в бога,
На прошлое смотрели свысока.
Шагали бойко по кривым дорогам,
Рассчитывая лишь на дурака.
И кто-то, сгоряча рамсы попутав,
Был остановлен праведным пером,
И вспоминал в последнюю минуту
Забытый страх да милый отчий дом.
Кого-то эта участь миновала,
И он вошел паломником в кичман
Владимирского строгого централа
Иль просто по этапу в Сусуман.
А те, кого по краю злая доля
Походкой праздной тихо обошла,
За теплым пивом в очереди стоя,
От жизни не хотели ни рожна.
У магазина, словно у колодца,
Аполитично терся пьяный люд,
И было много мата и эмоций,
Когда вино не в тот стакан нальют.
Потом трезветь учились постепенно,
Закатывая мысли в словеса,
Куликали о жизни нашей бренной,
Прищуривая пафосно глаза.
Самих себя надеждами дурили,
Пытаясь влезть с земли на небеса,
И многим это было бы по силе,
Но небеса стекали по усам.
Социализм чеканил наши души,
Запретный плод мы метили плевком,
Гордясь своей шестою частью суши,
Крестящейся серпом и молотком.
Такое было время золотое,
У всех синицы гадили в руках
Не потому, что млели от застоя,
А потому что сытость дула птах.
Но ведь синица это же не птица,
И каждому хотелось в журавля
Удачливо и весело вцепиться
На всесоюзной паперти Кремля.
Переполняя чаянья народа,
Помазанники чьи-то принялись
Устраивать в Отечестве погоду,
Меняя кардинально нашу жизнь.
Все ленинские догмы на помойку,
А Сталиным начнут пугать детей,
Закапывая базис под надстройку,
Набравшуюся западных идей.
Всех журавлей по-тихому поделят,
И узаконив важные дела,
На Ибицу и Фиджи с Коктебеля
Перенаправят сытые тела.
И где-то там у западной босоты,
Оплачивая дачу и пленэр,
Взгрустнут порою о партийных льготах,
Которые давал СССР.
Как говорится, все живем под богом,
И большинство не поняло пока,
Куда шагают по кривым дорогам,
Рассчитывая лишь на дурака.
Не надо слов, куплетов, резолюций.
Мы все дрожим, как зуб в больной десне,
От громких революций и поллюций,
Неслышно совершившихся во сне.
Россия мать. Она вас не оставит.
Всем даст в конце заслуженный приют.
А ангелы утешат и направят,
И гроб гвоздями толстыми забьют.
* * *
Снова осень, лист ложится.
Лает шавка у ворот.
И ободранная птица
Мусор суетно клюет.
За деревней нивы голы.
Потемнели облака.
Только слышен крик веселый
Подпитого мужика.
Осиянная равнина
В черных язвищах паров,
Где покоится невинно
След объевшихся коров.
Гой, края мои раздольны.
Вдоль дороги лебеда.
Сладко пахнет ветер вольный
Тихой прелостью пруда.
Здравствуй, старая осина.
Ты засохла? Ну и пусть.
Я приду к тебе с корзиной,
А в корзине черный груздь.
Вспомню годы молодые,
И к шершавистой коре
Я приникну толстой выей,
Чтоб поплакать на заре.
Сердцу хочется услады,
Песни требует душа,
И с ногами нету сладу -
Просят сделать антраша.
Гой еси, моя Отчизна,
Плугом долбанная Русь,
С изобильем катаклизмов
И брюхатистых Марусь.
Шапку на уши надвинув,
Бродит мальчик по стерне.
И не водится павлинов
В странной нашенской стране.
Снова осень. Лист ложится.
Дождь вгоняет в душу грусть.
Замарала шляпу птица -
Я подумал: "Ну и пусть"
ПРО КРИЗИС
Я вчера попал в больничку -
Перенервничал слегка:
Сунул Лехе в ухо спичку
С ловкостью мамелюка.
Он хандрил передо мною,
Долгий кризис обещал,
Издевался над страною,
Девальвацией стращал.
Говорил, что голос слышит,
Извещающий извне,
Что повсюду едут крыши,
И валюты нет в казне.