Ошибка не ошибка, а мы заказали два передвижных дизельных шредера на базе автомобиля МАЗ. Вот-вот приедут. Будем оптимизировать старую кредитную документацию. Ты же знаешь, Венечка, у нас по уставу досье сделки хранится не более девяноста дней. Вот мы и соблюдаем строго, а остальное сдаем в архив. Впрочем, архив давно переполнен отчетностью по рискам те еще авгиевы конюшни. Вот и приходится утилизировать. Ты подумай, если что у тебя случайно накопилось. Но свежие документы трогать нельзя: очевидно, налетит проверка. Ты ведь ничего такого не позволял себе в последнее время, Венечка? поинтересовалась Янина Самойловна.
Вот если только «Жмурбанк», те шестнадцать миллиардов по сделке отказа от обратного выкупа
Как же ты умудрился вляпаться, родной? Что же твой интегральный анализ показывал? воскликнула Янина Самойловна.
Казалось, что все чисто! Обычный контрагент, в меру ненадежный, вполне пригодный для прямого инвестирования без резервирования и залогов, да и начальник отдела прироста долгового бремени Светозар Бздяк требовал, можно сказать, умолял: у них, дескать, план по портфелю горит, оправдывался Турхельшнауб.
Смотри, теперь без масштабной трепки наших нервов не обойдется, вот увидишь, готовься к худшему. По слухам, дело вовсе не в Витопластунском, он пешка, сказала Янина Самойловна.
А что вообще народ болтает?
Нашего милашку акционера хотят отправить в отставку. Будешь смеяться, но ему шьют какие-то хищения. Месяц за ним тайно наблюдали и ничего серьезного не нарыли. На самом деле это только повод, все Министерство интеграции в курсе: Боговепря подсидел Павел Петрович Тошноклюй, тот, что возглавляет комитет по распределению благ. Ладно, держись, я побежала предупредить девочек из валютных махинаций и программистов из службы незапланированных откатов операционного дня. Пока! Янина Самойловна выбежала из кабинета.
Турхельшнауб пригорюнился. Вот они, сомнительные подписи, теперь вылезут боком. Неприятно не то слово, острый нож в сердце. Начальник арестован, документы до каталажки доведут, погода дрянь, жена бросила. Он вспомнил лежащую дома повестку и совсем упал духом. Что остается делать в такой мерзопакостный понедельник?
«Сначала налижусь в хлам, а потом придумаю, как замутить паранормальную вексельную схематозу», придумал он. Давно пора было вступить в сговор с потерявшим берега Бздяком и скрыться от щупалец мирового зла на островах Андаманского моря. Едва дождавшись обеденного перерыва, Турхельшнауб змеей протиснулся сквозь турникеты на улицу и потрусил мелкими шажками в сторону Садового кольца.
День святого Валентина
Вздумал я в сердце моем услаждать вином тело мое и, между тем, как сердце мое руководилось мудростью, придержаться и глупости, доколе не увижу, что хорошо
Екклесиаст
Мужчина, остановитесь на минуточку!
Возглас исходил от несуразного полного молодого человека в ярко-голубой спортивной куртке и смешной красной шапочке с помпоном. Похожий на лыжника из семидесятых тип стоял у раскрытой дверцы шикарного «Ягуара», нагло перегородившего тротуар. Турхельшнауб сделал вид, что к нему обращение не относится, и обогнул автомобиль сзади, для чего пришлось выбраться на проезжую часть, где неслись сплошным потоком озверевшие от пробок таксисты. Пробежав метров сто, Турхельшнауб запыхался. Он вспотел от тщетных усилий улепетнуть и овладевшего им страха. Неуклюжий на вид «лыжник» тем не менее без усилий догнал его и схватил за рукав.
Мужчина, стоять, блин, я к вам обращаюсь!
Турхельшнауб остановился и обернулся с обиженным выражением лица.
Вениамин Осипович?
Да, это я, придавлено пробормотал Турхельшнауб. А в чем, собственно, дело?
Нехорошо по повесточкам не являться. В натуре, вам придется к нам подскочить, вас вызывают побазарить в идеологический отдел, промолвил «лыжник».
Перед носом Турхельшнауба возникла противная пластиковая розовая книжица, в ней было фото догнавшего его типа, стояла синяя печать и значилось нелепое имя: Майкл Игоревич Бледовитый.
Мне некогда идеологией заниматься, я тороплюсь
Ничего, это ненадолго, показания снимем, и все, настаивал «лыжник».