Чавча выволок разбросать у стен, обносивших квартал, куль клубней. Чвиркали воробьи; Кудрявая, а иначе Венера, висла в закате над горным пиком. Рядом был чан с водой, в нём и мыли картофель, долго и молча.
Быть бы мне птицей. Я бы летал хоть в Куско! Мама, а близко он? Ты была в нём?
В нём?.. Я тебя в животе носила и там была, в том Куско. Значит, и ты был. Поочерёдно каждое племя, всех отправляют каждый год в Куско. Мы там менялись нашей работой либо плодами; и поклонялись Инти-Светилу и Сыну Солнца. Наши мужчины в Куско носили фрукты и просо, женщины ликли Уай, ликли ладные я ткала, сын! Нынче лишь пряжу мне поручают. Мол, я одежду вшами завшивлю или испачкаю.
Ты про Куско скажи Куда, стой! Чавча меж делом поднял сестричку и сунул в ямку, чтобы топталась и не сбежала.
Куско из золота Мать уставилась на закат в мечтах. Там один квартал наших десять селений! Башни до неба. Пальи там в сребротканых платьях! ликли их тонкие, как туманы! обувь их золото с бирюзой! А волосы все в серебряных нитях Там много инков! Уши как Солнце, Чавча, сверкают! Ездят в носилках! Глянут на пýреха и тот мёртв! Смотрел на меня там инка я ведь красивая Мать, вздохнув, принялась тереть клубни грубыми пальцами.
Побросав их в солому, чтобы промёрзли, после в лачуге оба лущили им принесённый в листьях маис, высматривая сквозь дырявую крышу темень; ведь при луне, сказали, сходка десятки.
Мама, мы бедные? Ничего у нас нет.
Сын! Дом есть, áкой питаемся
Инки жадные? Только áку дают нам либо работу.
Ты Ох, за эти слова тебя в рудники, в рабы!
А у тысяцкого раб сытый!
Он всё равно раб. Ты же, став взрослым, землю получишь, пýрехом станешь; может, старейшиной даже станешь, дом свой построишь, да и меня с сестрой приоденешь.
Ты мама, жадная? Хочешь много одежд, богатства?
Твой язык как у глупого воробья Не жадная. Но все любят красивое. Вот и я люблю.
Взял бы кто тебя в жёны, мама, из знатных! выпалил Чавча.
Та, глянув в нишу в стенке над утварью, где пылились короткая прядь волос, часть ногтя и сыном отнятый у дикарки (у Има-сýмак, пригнанной Вáраком) позвонок, шепнула: Дух-дух, прости
Напомним «о целомудрии вдов империи, соблюдавших аскезу весь первый год печального их вдовства; бездетные выходили замуж; детные замуж не выходили и проводили жизнь в воздержании».
Мам, Луна взошла! Сходка наше десятки! Ты, мам, иди туда!
Взяв накидку, та побежала к нескольким женщинам, что толпились за спинами их мужей и братьев, но стушевалась, как только полог над входом ладного дома сдвинулся и явился старик с клюкой да гигант Укумари, сын старика, десяцкий (он ходил с Вáраком и отцом Чавчи в дальний поход в леса, в Мусу-Мýсу и Чунчу).
Славный Вискáча, добрый старейшина! возгласили общинники. Наш отец родной!
Сев по знаку на корточки, смолкли. Сам старик сел на камень, чуть отдышался.
Что скажу? Время страдное Нам полить надо пашни. Лам пасти надо. И он повёл клюкой. Так как наша десятка пажити Солнца, бога Великого, полила уже, пашни Сына его полила уже, надо пашни вождей полить, наши пашни полить пора, а мои полить перво-наперво; жухнет колос; негоже
Стоя, десяцкий часто поглядывал то на рядом сидевшего и неспешно вещающего родителя, то на чавчину мать, скрывавшуюся за спинами.
Я, отец, за нас всех скажу! Плотный пýрех поднялся. Завтра польём твоё. Ты проси у старейшин, пусть дадут за рекой лужок. Там пасут стадо Кой. Зачем они? Мы бы там скот кормили лучше, чем Кой, отец, в благодарность Заступнику, также нашим начальникам, добрым ласковым инкам. Нам бы там пажить! Сделай, отец наш! Ты к предкам ближе, выбей нам пажить!
Правду сказал! общинники закричали, встав. Пособи, отец!
За десятку радею, вёл тот, кивая. Трудимся славно. Ибо в хранилища Солнца, также Заступника-повелителя, и в хранилища óбщины много сыплем картошки, проса и шерсти. Тысяцкий-инка очень доволен. Мы также воины. Титу Йáвар наместник очень нас ценит.
Все поглядели на Укумари и пробубнили:
Был на трёх войнах!.. Пальца лишился!.. Воин отважный!..
Я вас позвал сказать, продолжал старик, наш теперь тот лужок. (Вздох радости). Выпросил пажить я у старейшин!
Как подтверждение, полнолуние облило двор, стены квартала, крыши, холмы окрест и хребты вдали синим призрачным светом. Взвыли собаки.