Всех убил и ликую! Боги и люди мне угождают! Кто против Шири?! Палицу дошвырну до звёзд! Могу превратиться в горы! Мне служат мёртвые!
Срезав с пленников головы, победители наполняли их раскалённой в пламени галькой; так получались мини-головки, кстати, с ресницами и с причёсками прежних, взрослых размеров. С песнями и с корзинами, где лежали головки, горцы пустились в отчие выси. В Ки́ту трофеи ссыпали в лужу, часть отослали прочим противникам для острастки.
В царских чертогах, полных орущих пьяных задир, Хач сватался от лица «Вековечного Синекрового Тýмпальи», чтоб связать Ки́ту с Тумписом прежде, чем грянут инки. Но вместо этого Хача стали швырять по кругу. День спустя зарядили дожди без продыха. В тучах прыгал олень, сшибая копытами гром и молнии. Горцы стихли в тревоге, ибо олень был богом. Шири, безмолвно сидя на троне, складывал чётки из позвонков убитых, пил и грыз ногти. Сырость, втекая в узкие окна, пáрила в пламени Хач опять повёл «о желании Тýмпальи ведь хоть как-то вкусить от Ки́ту через женитьбу»; он дал подарки: бусы и кольца, чаны с пунийским вином да с тумписским плюс шлем древнего Туна, пращура нынешних халач-ви́ников. Шири, выставив девочку лет двенадцати, брякнул:
Хач, я смял Манту, точно травинку. Все мне подвластны. Я даю Пакчу вашему выродку. Я царь Тумписа.
Жутко! ожил посол. Мечтать не могли не смели о стольком счастье! Бог Эк Чуах28 к нам милостив! О, владетельный Шири! Ты наш спаситель от злого инки с именем Тýпак! Ладно всё ладится!
Инка Тýпак?! горцы дивились.
В телодвиженьях Хач описал беду от агрессоров с юга и услыхал: хха! будут дерьмо жрать инки!!
Белым оленем, с войском из горцев, девочка ехала к жениху на Пуну. В Манте дрожащий, бледный, мосластый, длинный вождь Тева вышел навстречу. Хач, опрокинув чан с головёнками мёртвых мáнтасцев, объявил:
Царь Шири велел: «Я главный; мне подчиняйтесь. Я могу жить на небе и на земле. Я истинный! Так как я вас разбил, на память вам высушенные манта. Кто против Ки́ту? Я вам отец, бог, царь и владыка».
Я говорю вам, выпалил Тева, надо жить в мире! Что воевать? Мы мирные! И он вывел из собственной свиты знатного. Он был против, он всё затеял!
Ки́туский главный военачальник, срезав повинную во всём голову, прикрутил её к поясу; а принцесса на стройном белом олене плакала. Было то необычно, все замолчали.
Плот отвалил из Манты Великой в Тумпис Великий, то есть на Пуну. Семь исполинских бальсовых брёвен плыли по морю, крыты настилом. Ночью в каюте девочка Пакча, сидя на шкурах, слушала хлюпы где-то под днищем, думая о своём, плача Реи стучали в прочные мачты; кили скрипели в щелях меж брёвен. Были гребцы при вёслах, что подгребали и препирались: «Мать-Море светится!» «Ты, сульáна, дурак. Не Море Солнце там светит. Солнце под Морем правит к востоку, чтобы там день зажечь». «Ты, пуниец, и сам дурак! В небе Солнце малюсенький, а когда в Море падает то большой вдруг? Так не бывает!» «Пень ты, сульáна, хоть и прокалываешь нос костью. Солнце, он воздуху набирает, чтобы дышать в воде, раздувается». «Почему он краснеет?» «Ты, дурень, к праздникам наряжаешься? Солнце тоже, идя к Луне, ярко красится». «Под водой Луна?» «Ум твой рваный, как парус, дурень-сульáна! Глянь: коли нет Луны значит, с Солнцем она в пучине!»
Волны в плот брызгали расшибаясь. Брызги тревожили. Возбуждённая мысль рвалась прочь на волю; Хач со светильником влез в каюту к принцессе.
Дева, представь восторг, кой я чувствую, отыскав тебя, ту, чей кровью возвысится без того кровь высокая. Возраст сколько лет?
Мне двенадцать, молвила умница, оставляя надеяться, что затмит она кóхилев план по инкам и, прельстив Тýмпальу, не преминет свернуть плот тумписской и пунийской политики в реки севера. Ибо Хач однозначно мнил: в инках гибель, а не спасение. Если Тева и Шири глупые скаты, от коих тумписский хилый щитень спрячется в панцирь мудрости, инки жёсткий расчётливый спрут с присосками. Надо строить альянс не с инками, а крепить альянс с северянами, кои проще, бесхитростней Мыслей в Хаче колодец, мы зачерпнули лишь на поверхности.
Душно здесь. В высях легче. Пакча вздохнула.
Муки понятны. Плачу в душе я! выдал Хач.
Встреча кончилась.
Пакча вышла на палубу. Море и́скрилось, рыбы прыгали и летали Волны метнули в ноги ей пламя Странное дело: пламя и в мокром?.. Нет, это сайра В тёмной пучине вспыхнули очи, молча взирали. Пакча дрожала, стыла на месте и опускалась ниже и ниже Очи наплыли, выдвинув щупальца Пакча вскрикнула и отпрянула к мачте.