Жгли огни также в Паукар-тáмпу, в сердце Востока, выяснил Лоро (бойкий агент спец. службы, тайной полиции Сына Солнца). Он заприметил вспышки в предместьях. «Выведать и возвыситься!» ускоряли шаг мысли. Он, пройдя рощей, сел под куст наблюдать за посмевшими жечь огни перед праздником.
В чёрных жреческих робах, с факелами, у лестниц, ведших к трём входам в мрачные скалы, стыли рядами «косоплетущие» инки старых родов.
Под гром затряслась земля и ночные светила! Лоро вцепился в куст, чтоб не шлёпнуться; инки вскрикнули. Гласом гулким, ущельным молвили Анды (или же Áнти12):
Верите? Внéмлите?
Внемлем, Мать-Анды!
Высший Творец, мой муж, дал мне доброе семя, злобное семя, вялое семя. Солнце мне тоже дал своё семя. Я родила Четырёх; их жён родила я. Айар-Саýка, плод Творца Мира, создал Мир Жизни; а Айар-Учу, плод Творца Мира, создал Мир Смерти; а Айар-Кáчи, плод Творца Мира, создал Земной Мир; а Манко Кáпак, плод бога Солнца, выковал Разум. О, Титу Йáвар, знатный праправнук мой! Я дала тебе предков дай мне потомков. Я, Анды, Мать твоя!
Инки с песнями проводили детей в пещеры и возвратились Каменный топот ожил; гул сдвинул тверди и удалился Факелы гасли один за другим во мраке Лоро бежал, взволнованный, и, подкравшись к наместникову дворцу, стал слушать, влезши на дерево. За окном при светильнике Титу Йáвар беседовал с инкой-милостью Йáкаком. Лоро встал на сук и напрягся. Слушай-подслушивай! Донесёшь по начальству быть рангом выше! пить вместе с инками!
Господин! молвил Йáкак. Нынче день Андов, Матери нашей. Я торжествую!
Правильно, воспоследовал скрип. Мать инков Анды. Знай, мои предки, выступив с Трёх Священных Пещер, отсюда, отняли у гривастых, у древних кланов, чья мать Луна, ха-ха! город Куско, с ним же и власть. Мать-Анды вынянчила не трусов!
О, не зевай, Лоро! тьма компромата!
Но заговорщики перешли на язык мудрёный. «Был там особый говор общения, непонятный профанам, и изучали его лишь инки; он был божественным языком тех инков». Дёрнувшись от досады, Лоро слетел с сукá и расшибся.
В Чунчу, вёл Йáкак, инка-панака всяко мешали, и я убил их. Льстя глупым чунчу, я заручился, что за ножи и тряпки варвары выставят сорок тысяч и более. Их заложники, что привел я, будто бы отпрыски покорённых вождей, бродяги, коих отправим мы Хромоногому. Пусть он, думая, что Восток покорился, к нам расположится. И пакт с дикими утаён будет прочно. Вот чудо-лама, давшая двойню рвением тени твоих желаний с именем Йáкак!
Близок день, скрипнул голос, в кой я верну венец, нагло отнятый Пача Кýтеком! Род мой сядет на трон, клянусь! Ты же, сын от наложницы, будешь признан законным сыном от пáльи13 и, инка крови, будешь возвышен. Я удостою смётку и верность.
Раб твой навек, отец!
Где ещё взять нам помощи?
У Ольáнтая-самозванца, якобы инки
Крик перебил их. Вызнав, в чём дело, Йáкак поведал:
Там лекарь Лоро! Мёртвый! под окнами!! Он подслушивал! И на нём, отец, найден знак соглядатая!
Что?!.. Измена!! вскрикнул наместник. Живо гасить огни! Кончить службы Матери-Андам! Всех, всех хватать! Допрашивать!..
Свет горел даже в Куско, в опочивальне Дома Избранниц, где, наблюдая тень от лампады, слушая дальний горестный стон, подрагивали две девочки. Дивна первая! Мало ей уступала вторая, вдруг произнёсшая:
Стонет каждую ночь Ужасно! Кто, Има-сýмак, там ночью стонет?
Инчик, посмотрим.
Кутаясь в ликли, то есть в накидки, вышли за полог. Просеменивши около склада, пахшего шерстью (делом затворниц было шитьё для инков и для семей их всякой одежды), девочки выскользнули на улицу, что делила Дом надвое, так велик он! улицу под соломенной кровлей. Вслушиваясь в храп евнухов, вышли в сад, озарённый луной пошли ножки мяли траву опасливо С тихим плеском ручей тёк по рву из золота. Близ него обе стали.
Инчик, ты видишь: время цветенья! Видишь, цветы цветут, сладко пахнут!
Нет, ньуста.
Ньуста? Вовсе не ньуста! Мне говорят: ты ньуста14. А кто отец мой и неизвестно. Все настоящие ньусты знают свой род; все знают! Дочь Йавар Вáкака дряхлая, но твердит, что отец её инка чистый-пречистый. Дочь Пача Кýтека хвастает: мой отец потряс мир, сломил всех, начал династию. Это ньусты. Я для всех ньуста, но я не знаю, кто мой отец, не знаю.