Коньки
По жизни словно на коньках:
Чуть перевесит что и Ах!
Всех восхищает наш полёт
Вниз головой на скользкий лёд.
Ушиблись больно поднялись
И мыслью устремились ввысь.
Летим, от радости визжим
Хлоп! Снова на спине лежим.
Так и проходят наши дни:
Кругом падения одни
С вершин успехов и побед
На тонкий лёд житейских бед.
Чего же ты хотел, браток?
По сути, жизнь сплошной каток:
Изведал над коньками власть,
Так будь готов теперь упасть.
О пользе бани
Жизнь, что зебра вся в полоску:
Чёрный бездна, белый рай.
То прибавит будням лоска,
То толкнёт на самый край.
Утром прыгаем от счастья,
Вечером желаем выть.
Всё сменилось в одночасье!
Что же делать? Как же быть?
Если хочешь отрешиться
От житейской суеты,
Должен в бане ты закрыться
В царстве пара и воды.
Там, как в жизни: чуть пригреет
Сразу же бросает в лёд.
То душа от зноя млеет,
То её морозцем бьёт.
Веник с кожи выбьет искры,
Капли пота, что хрусталь!
Зазвенит спина, вся в брызгах,
Закалится дух, как сталь.
Пусть судьба, как поле брани,
Чистый дух не сокрушить!
Люди, приходите в баню,
С «лёгким паром» легче жить.
Как я нырял в прорубь
Пришлось мне прыгнуть в прорубь как-то раз
Сподвиг меня к тому «духовный гуру»
Работник бани с крестиком нательным,
Поющий мантры Васудеве Кришне
И льющий в печь березовый настой
Языческому божеству подарок.
«Ныряй! Да с головой» сказал он мне:
«Представь, что погружаешься ты в Бога.
Не важно, как его зовут имен не счесть!
Ты просто верь и ничего не бойся»
Не бойся!? Я, простите, не пингвин
И мне в обычной жизни ни к чему
Ожоги тела минус третьей степени!
Пытался я сбежать, но не успел
Меня столкнули в ледяную воду
Дыхание Вы жили без дыхания?
Оно исчезло. Тело растворилось
В квадрате черном Вечного Малевича.
Взорвалось «Я». Бессмертный наблюдатель
Моя душа испуганно взирала
На дивный мир, где быть еще мне рано,
И где меня, пока, никто не ждет.
И слава Богу! Красные насосы
В животное мое всосали воздух.
С дыханием в меня вернулась жизнь,
И я воскрес. Но тело не вернулось:
Оно знакомилось с промерзшею землею,
Лопаткой пятки разгребая снег
И стеклами зрачков вбирая дали.
А мозг спинной скомандовал: «В парилку!»
И там, калачиком свернувшись поудобней,
Как в материнском теплом животе,
Я грелся, обрастая новой плотью,
Чтоб снова в жизнь войти. И выпить квасу
А кто сказал, что дважды не рождаются?
А может быть и трижды?
Может быть
«Что чувствует снег»
Что чувствует снег,
раздавленный пасмурным небом?
Расстрелянный вьюгой,
раскатанный валиком ветра
по мёртвой шершавой земле,
называемой «полем»,
но больше похожей
на брошенный с облака торт
с испорченным кремом,
засохшим цукатом,
и птичкой, свалившейся на бок
в застывший сироп
из грязи столетней,
покрывшейся корочкой льда.
Что чувствует снег,
увязший в морщинах проталин?
Что снится ему в этой белой забытой пустыне?
Какими мечтами бесплодную вечность заполнить?
А после, проснувшись, какое занятье найти?
Молиться морозам? Бояться, как смерти, весны?
И тело терять, растекаясь по чёрным канавам?
Что чувствует раненный снег
на исходе зимы?
Рассеются серые тучи, и ягода солнца
станцует, себя распаляя, на самом высоком,
на самом засыпанном сахарной пудрой сугробе,
и каждый зародыш зелёною ножкой забьётся
в скорлупки семян,
согретых в утробе планеты
Да так уж ли важно теперь,
что чувствовал тающий снег,
когда напоил он собою цветущую Землю?
«Весна Снега раскисли»
Весна Снега раскисли.
Повсюду грязь и лужи.
Но Март теплом разбужен.
Порхают в небе мысли,
И стал неровен почерк,
И грусть куда-то делась,
А на ветвях пригрелась
Ватага липких почек.
Дрожит листок проросший
В предчувствии цветенья.
А рядом, мрачной тенью,
Свисает лист засохший.
Он помнит осень, зиму,
Грачей, летящих к югу,
Дожди, и злую вьюгу,
Мороз невыносимый.
Он знал, что не сорвётся
В порывах ветра резких,
Он жил мечтою дерзкой
Увидеть снова солнце!
И вот весна Дождался!
Послушен вновь закону,
Слетел бедняга с кроны,
Лицом к земле прижался.
А солнце выше, выше.
А солнце всё теплее.
И плачут, и болеют
Серёжки льда под крышей