Если нет, то как-нибудь соберитесь. Вы увидите совершенно другой город.
Не толпу и пробки, а вот этого прошмыгнувшего мимо котёнка. Наконец-то заметите, какая в вашем дворе красавица-рябина. Услышите птиц, а не моторы. И даже улицы вам покажутся как бы увереннее в себе они ещё не измазаны ежедневной суетой.
Это тот же самый город, поверьте.
Пройдите по его пустоте, вслушайтесь в тишину. Познакомьтесь с ним заново.
Бабушкин альбом
Перебирали когда-нибудь бабушкино наследство, старые фотоальбомы, шкафы/кладовки и прочее?
Приглашаю вас в город.
Нет, не в клубы, не в ультракрутые бизнес-центры, всякоразные торговые комплексы и прочее. Там вы и без меня бываете.
Давайте отойдём от шумного оживлённого проспекта на, так сказать, «два проулка и три переулка» и оглянемся.
Вот оно, даже не наше, прошлое.
Заросшие дворы со случайно уцелевшей и присматриваемой клумбой. Драные выцветшие фасады двухэтажных домов с протемневшими деревянными рамами. Лестница с балкона второго этажа прямо во двор. Простыни разных цветочков в окнах первого этажа занавески, настоящих здесь не водится. Верёвки для белья опять же во «дворе». Используемые по назначению.
И кое-где колонки, которые водокачки. В должном порядке, значит тоже ещё стоят по назначению.
Дворовые дощатые сарайчики. Если висит не ржавый замок, то этот сарайчик ещё чей-то. Столы и скамейки старше всех нас вместе взятых, стоящие, как На кладбищах такие столы/лавочки видели на полянке среди могил? Помянуть чтобы условия? Вот и эти так же.
И во дворе только дети, которым пока всё равно, где они живут.
И новостройка рядом. Где всё будет чисто, удобно, комфортно. И те, кому положено, отчитаются о соответствующем.
Про заброшенные районы Запада слышал выражение «как декорации для постапокалиптического боевика можно использовать». У нас нельзя. Потому что никуда не денутся всевозможные простыни-они-же-занавески в окнах, эта единственная лампочка в том же окне. Никуда не убрать бельё, развешанное прямо во дворе. Не выгонишь непосредственно-радостных детей. Не пообрываешь бумажки «уважаемые жильцы! [смысл объявления], управляющая компания [вставить], контакты [вставить]».
Потому что здесь ещё живут люди.
И это тоже часть города. Как бабушкин семейный фотоальбом, забытый на дальней полке.
Найдите время, просмотрите.
Пустышка
«Господи помииилуй!»
Пришедших немного, не толкаемся. Гроб, близкие родственники, родня подальше, знакомые и друзья Цветы, свечи. Монотонный голос священника.
«Господу помолимся!»
Крестится где-то треть, вразнобой. Взгляд Христа «делайте что хотите». Он где-то далеко, не подверженный уже никакой суете. Яркий проём, отнесённый в глубину алтаря лик красками чуть потусклее и стол с чем-то ритуальным как барьер между ликом и смотрящим на него?
«Ставить в подсвечники свечи, приобретенные вне храма, не благословляется».
Это не служба, это бумажка на стене. Тут же вешалка с головными платками (для современных женщин).
Верующая (?) треть крестится вразнобой.
Немного гнетущее чувство. Мы все стоим небольшой кучкой у дверей, на пороге, тёмной одеждой контрастируя с убранством храма и в чём-то, наверное, походя на картину Карлсона «Очень одинокий петух». Нет чувства сопричастия и непонятно, почему вообще ты тут, для чего пришёл и стоишь. Мимокрокодил подглядывающий.
«Подойдите попрощайтесь».
Появляется человек и начинает из-под ног скатывать ковры и подбирать опавшие лепестки. Приходит понимание грусти на лике и тихая досада: «людей подождать религия, что ли, не позволяет?» И от осознания этого современно-привычного оборота «в контексте» пустота.
***
На кладбище могильщики ненавязчиво подскажут, что делать с завязками с тела, как положить цветы на могилу, подвяжут венки. И чужая спокойная привычка проймёт сильнее всех славословий.
Ночь
Будильник на утро никому не нужен, можно посидеть. День давно закончен, прошли все заботы, обиды и проблемы. Твой кофе, моё вино и наше время, в которое мы ничего не должны.
Занимаемся вроде бы каждый своим, говорим ни о чём, но говорим и, самое главное, ни о чём. Город, конечно же, не спит, но сейчас он где-то за окном и мы ему без надобности. Можно даже представить, что снаружи ничего нет, и у нас впереди много-много именно нашего времени. Но этого делать как раз нельзя. Только проживать каждую такую минуту сейчас, нет никакого потом и не будет никакого другого раза.