Потерял покой царь, а на ночной половине радость и праздник: ждут жены и наложницы, что вспомнит теперь о них господин, когда не стало той, что владела его помыслами. Наперебой устраивают угощения, наряжаются, драгоценными маслами умащиваются, зовут повелителя к себе то одна то другая. А повелитель слоняется по дворцу, сам стал подобен ночному духу, не находит ни покоя, ни утешения.
Вот однажды забрел он в самый дальний уголок сада, где стояла одинокая заброшенная беседка, в которой он и не бывал раньше. Видит: сидит женщина, ни хороша собой, ни дурна. Он такую и не помнил среди жен своих. Правда, и всех жен своих он не помнил. Сидит женщина, одета скромно, без украшений, волосы не убраны, лицо не накрашено, - и плачет. Удивился царь: все радуются, а эта плачет.
- Отчего ты плачешь, женщина? - спросил царь.
А она взглянула на него сквозь слезы прозрачные, сверкающие на солнце, и сказала:
- Я плачу, царь, - сказала она, - оттого, что ты потерял свою любимую.
Удивился царь, что ни в ком не нашел он сочувствия своему горю, кроме этой, которую и не посетил ни разу. И так тронуло царя ее сострадание, что сел царь рядом с ней и дал волю слезам.
С тех пор каждый день стал царь заходить в ее покой, ибо только с ней мог говорить о своей печали. Рассказывал, как любил исчезнувшую царицу, как страдал из-за нее, каким мучениям она его подвергала.
А женщина только вздыхала:
- Как могла она так относиться к господину, не ценить его любовь! Это Судьба ее наказала, горделивую, привередливую.
- Это меня Судьба наказала, за то что я пренебрегал своим долгом, отвечал царь. И тогда женщина плакала, а царь ее утешал, а она его.
Так прошло время, дела в стране поправились, потому что, находя утешение в беседах с разумной и мягкосердечной женой, царь обрел силы вернуться к делам правления. Враги, привлеченные слухами о слабости царя, напали на страну, но были разбиты. И, празднуя победу, повелел царь перевести жену в заветный покой, одарил ее несметными дарами, так что стала она наряднее всех его жен и наложниц, и каждую ночь проводил с ней, кроме тех, на которых лежал запрет от луны. Трех сыновей она родила ему одного за другим и расцвела, как плодоносное дерево, когда оно в полной силе.
И однажды сказал ей царь:
- Вот, Тари (она так ему назвалась), я думал найти счастье в совершенной красоте, но только истерзал душу и едва не погубил царство. А тебя никто не называет красавицей, но сердце мое у тебя как сокровище под надежной охраной, или как дитя на коленях у няньки, которая во всем ему угождает. И если бы сейчас отыскалась та, прежняя моя, Кирини, я бы в ее сторону не посмотрел, чтобы не огорчить тебя.
И тогда упала Кирини ему в ноги и поведала обо всем, что с ней случилось. И вот ее история, и все, и конец.
Дэнеш поправил прутиком угли. Исподлобья поглядел на Эртхиа, сидевшего напротив по ту сторону костра.
- Все это - чистая правда, - сказал ашананшеди.
- Да, - подтвердил Тахин. - Хотя мне никогда не приходилось ни читать, ни слышать об этом.
- Я это придумал. Сегодня, когда мы собирали папоротник на ужин.
- Ну и что? - пожал плечами Тахин. - От этого твоя история не стала ни на щепоть менее правдивой.
- Хочу еще жареного папоротника, - сказал Эртхиа. - Вкусно.
- Утром, - улыбнулся Дэнеш.
- Да побольше!
О корабле
Утром они поднялись на гору, чтобы собрать побольше папоротника. Между вершин деревьев, покрывавших склон, блеснуло море. Дэнеш выпустил из рук охапку зелени, выпрямился. Спутники проследили за его взглядом.
- Корабль.
- Это не дау.
- Дау похож на чайку, скользящую по волнам.
- Когда она приподнимет острые крылья!
- Если бы у ящерицы были крылья...
- На нее был бы похож этот корабль. Дэнеш! Ты не знаешь, что это за корабль?
- Я сказал бы, - сказал Дэнеш, - что его паруса скорее напоминают плавники.