Герой почти всех наших издевательских историй о военных, выслушав с нетерпением четкий доклад майора о том, как проходят занятия, что-то тихо и поспешно с ним обсудил. Явно остался недоволен ответом, повернулся было уходить и тут как бы заметил нас.
Тирада, которую выпалил наш начальник, содержала чуть больше двадцати слов, из которых только пять-шесть («я», «дебилы», «на полигоне», «мать» и т. п.) были печатными.
Мы стояли, проглотив в себе все эмоции и желания. И только когда Оспанов скрылся за деревьями гарнизона, полсотни парней взорвались гомерическим хохотом.
Ребята смеялись до колик в перманентно пустом животе, освобождаясь от напряга своего недавнего стыда.
Крышин смущенно кашлял в кулак
Кульминацией, или, выражаясь проще главным действом военных сборов были не экзамены. Экзамены это апофеоз или провал, а вся пиковая драматургия военного театра, называемого в студенческом просторечии «военка», была на выезде на полевые учения. Там в палатках, на стрельбище, под грохот настоящих выстрелов и проверялась вся твоя суть, и военная подготовка заодно. Оттого, как ты поведешь себя в «условиях, близких к боевым», зависела оценка на экзамене. Мы побаивались этого, как мы тогда говорили, «пикника», хотя и однообразие жизни в гарнизоне уже доставало.
Но если для «курсантов», а под таким наименованием мы проходили по всем полковым реестрам, недельный выезд на полигон был проверкой на вшивость, то для наших преподавателей как для горожанина рыбалка, а точнее охота.
О том, что там нам, наконец, покажут, как выглядит мама Кузьки, мы слышали в минуты тяжелого подъема, во время принятия скудной пищи и, конечно же, на каждом занятии.
И вот этот день настал. Точнее, не день, а вечер накануне выезда.
Весь полк: и нас, курсантов, и «срочников» выстроили на плацу на общую «предсоломную» поверку (после которой «все в солому» и отбой).
Такое совместное построение было за все время сборов только раз, в день нашего прибытия. А так у них своя свадьба, у нас своя.
После стандартной переклички командир полка объявил о предстоящем выезде всего воинского состава на полигон.
«Ура!!!» не по уставу отреагировали курсанты.
Далее полковник объяснил, как сейчас говорят, логистику предстоящей передислокации полка, назвал ответственных, призвал нас к боевым подвигам и поблагодарил за что-то. Тысяча парней с четкой синхронностью ответили:
Служу Советскому Союзу!
Все уже ждали команды «Разойтись».
Но действительный (а мы их ценили выше, чем своих, «кафедральных») полковник нашей славной армии при всем строе вдруг неожиданно приказывает:
Курсант Булибеков, выйти из строя.
Пока я выбирался из своей шеренги, пока проделывал положенные «три шага от строя», пока разворачивался кругом и докладывал, приложившись к виску, о том, что, мол, только по вашей личной просьбе и вышел, «всю дорогу» напряженно думал за что?
Грехи перед непобедимой были, но не такие, чтобы выволочку от командира полковой части получать. Он мог по уставу не то что на «губу» посадить. В его власти было под трибунал отправить или (что хуже, как говаривал товарищ Оспанов, чем «турма») в штрафбат.
А заслуг, чтобы вызывать из строя, точно не было. Даже старушку через дорогу не переводил.
И тут полковник зачитывает телеграмму от ректора университета с просьбой откомандировать меня срочно в Москву с целью прохождения медкомиссии для участия в Советской антарктической экспедиции.
Строй курсантов, состоявший из будущих физиков, математиков и программистов, опять отреагировал не уставно, да еще с явной какофонией голосового строя. Кто-то даже забыл наставления майора Крышина.
Отставить! взревел Оспанов и на казахском нецензурно, изощренным матом добавил о своих нетрадиционных отношениях с нашими отцами.
После моего возвращения из Москвы (посещение которой было тоже двухнедельным пробуждением от летаргии сборов) начальник, обращаясь ко мне, назвал меня дезертиром, бросившим в бою товарищей. Правда, в конечном результате, а именно на экзаменационной оценке, это не сказалось.
Мне потом ребята с младших курсов рассказывали, что, распекая их, Оспанов часто заканчивал свои нотации репликой:
Никуда вы не годитесь. Даже в Антарктиду и то Булибекова послали
До сих пор не пойму, что он имел в виду. Но это так, к слову.