Учитывая приполярное расположение Риги, произошло это часа в четыре вечера.
А до этого было: паспортный и таможенный контроль, прохождение границы, водружение по трапу на корабль, размещение по каютам и долгое ожидание отплытия.
Всё то же, что и сейчас. Но для меня все было в диковинку. От заполнения декларации до попадания на судно. Слегка взволновал таможенный шмон, устроенный нашим вещам в музыкальном салоне.
Чистосердечно сообщаю вез контрабанду. Но, как перед партией, клянусь случайно!
Еще вчера на собрании предупреждали, чтобы все советские документы (даже комсомольский билет, не знаю, где всегда у меня хранившийся) были оставлены на материке, а паспорта должны быть в обязательном порядке заменены на, как уже упоминалось, паспорт моряка. Также запрещенными к вывозу за границу были советские деньги всех номиналов, а провоз червонцев и выше преследовался по закону.
А почему так? поинтересовался у Гарри Анатольевича Слесаренко, с которым успел познакомиться и сильно зауважал за веселый нрав, доходчивость объяснений и, конечно же, за многоразовость ходок не только в Арктику, но и на заветную Антарктиду.
Враги только десятки берут и выше, спокойно, как о ценах на хлеб, объяснил старший товарищ.
А зачем им наши бабки? я впервые услышал о рубле как о товаре. Про его не очень активную конвертируемость что-то знал, но тоже нечетко.
Вы что там, в Казахстане, политэкономию не проходите? Доллар сколько рублей официально стоит? стал объяснять он, когда мы возвращались с собрания в промерзшем троллейбусе.
Я пожал плечами, так как никогда этим не интересовался.
И кому страну оставляем? сокрушенно выдохнул клубы пара еще не обросший сорокалетний Гарри Анатольевич. Семьдесят две копейки. А за сколько его купить можно?
Мне за три рубля давали, наврал я, так как никто не предлагал, а просто услышал случайный разговор на эту тему.
Неплохой курс. А там ты за червонец пять долларов можешь снять. За четвертную, говорят. Последней оговоркой Слесаренко дал понять о своей неполной причастности к сказанному. Пятнадцать дают, а за полтинник и до сорока поднимают, мечтательно «отклубился» мой негласный наставник. Навар бешеный, а государству ничего. Контрабанда. А значит, срок, если поймают. Другой бы и рад налог заплатить, но все равно посадят».
Мне слегка «сплохело». Если бы знал это раньше, то, конечно же, не лежали бы в кошельке за ненадобностью чуть ли не на дне мешка последние десять рублей. Одной купюрой. Решил тут же, по возвращении в общежитие, где остановился, переложить денежку в цивильные шмотки, оставляемые на год в камере хранения НИИАА.
Но не в рай ведет дорога благих намерений. Гарри (а так его, обрусевшего украинца, почему-то назвала сестра матери), пригласил меня к себе в гости. Посмотреть, чем отличается жилье ленинградца от алма-атинских квартир, было крайне любопытно.
Да ничем. Та же планировка, мебель, ковры на стенах да тюль на гардинах. Но за анекдотичными рассказами Гарри о житье-бытье героев-полярников совершенно забыл о червонце.
Не вспомнил я о нем ни в общежитии, ни в поезде, увозившем нас ночью в Ригу, ни в порту, когда сдавал багаж.
Образ его, красненького с Лениным в верхнем правом углу, всплыл в моем утомленном всем новым сознании, когда заполнял декларацию.
В графе: есть ли советские деньги номиналом 10, 25, 50, 100 (а последнюю из перечисленных купюр я и в глаза не видел) рублей, нагло поставил птичку в клеточке «НЕТ».
Доставать контрабанду и уничтожать ее посредством публичного съедения не представлялось возможным. Наш личный багаж с приколотыми бумажками наших реквизитов (фамилия, станция зимовки) был на корабле и уже проходил без нас таможенный досмотр. С этой минуты и до разудалых аккордов «Бони М» мерещилась мне в воображении одна картина: вроде в каюту вваливаются обрадованные крамольной находкой таможенники, я пытаюсь им что-то объяснить, но меня выдворяют с корабля, сбрасывая с борта прямо на заснеженный причал все мои вещи, и с возгласом «Все они, в Казахстане, такие!» не уходят, а уплывают за серый горизонт Балтийского моря
Что произойдет дальше, даже боялся себе представить. Поэтому нервно вскакивал и начинал ходить по каюте, если можно назвать ходьбой три шага в одну сторону и столько же обратно. Выходить во время осмотра было запрещено. Все необходимое для кратковременного проживания вода и санузел с душевой были здесь же, в тех же трех шагах.