Кому бы вы предложили этот явный дефицит, будучи начальником филиала, в который поступило на ваш двухмиллионный регион десять счастливых билетиков на десятидневное проживание в раскачивающемся на легкой морской волне блаженстве? Половина, по инструкции, отдавалась через профсоюзных боссов рабочему классу и крестьянству.
Кто поедет в круиз, было на совести этих боссов. Конечно, пропуски на короткое счастье в Эдем уходили на предприятия, руководство которых могло и умело отблагодарить.
Три билета, как с куста, уходили в партийные, исполкомовские и комсомольские верха. Негласному начальству.
Ну, а оставшиеся два зажиточному сословию. Помимо титулованных ученых и деятелей искусства, к ним относились все от завмагов, барменов, таксистов, дантистов и до приемщиков стеклотары.
В населенных пунктах были кассы «Интуриста», но в этих каморках, как правило, никого не было, а потому никто к ним и не обращался.
Волею судьбы и стараниями благословенного НИИАА мы плыли (а по- морфлотски все равно шли) пассажирами туристических лайнеров среднего класса. Последнее означало не столько степень обслуживания, сколько вместимость корабля. На наши помещалось до 400 человек, если все каюты заняты.
А было на «Эстонии» всего около ста полярников, которых моряки за глаза называли почему-то «кальмарами». Нас обслуживало с полсотни стюардесс и официанток. Сервировали в ресторане четыре раза в день, убирали в тесноватых каютах и узких коридорах.
Мне повезло, а может, как командировочному, положено было жить в одноместной каюте. Да еще на верхней палубе. Моими соседями были товарищи из руководства и судном, и экспедицией. Это, с одной стороны, поднимало, несмотря на юношеский возраст, мой статус, но в то же время отдаляло от народа. Имеются в виду члены экипажа, особенно девичья его половина. Они меня всё-таки за стукача держали. К тому же я еще по незнанию с пятым помощником капитана сдружился.
А с кем еще? Он единственный из команды, кто ничего не делал, часто с какими-то иностранными газетами сидел на открытой палубе и, если не был занят, то охотно общался со мной.
Мне потом моя суженая объяснила, кто из помощников капитана за что отвечал: первый замполит («красный комиссар») как представитель Партии ни за что и за всё одновременно; второй за судно; третий за команду; четвертый за пассажиров. А пятый только за всеми следил. Он представлял Первый отдел.
Знали ли об этом мои более опытные товарищи по зимовке? По крайней мере, меня никто не одернул, и я спокойно рассказывал офицеру КГБ политические анекдоты, за которые в сталинские времена он обязан был бы развернуть корабль, вернуться в Союз и лично отвести антисоветчика в тюрьму. Или хотя бы публично, в назидание другим, расстрелять меня и выбросить труп за борт.
Кстати, на «Башкирии» все повторилось. С единственной разницей мы сдружились с подполковником КГБ Виктором Ивановичем Крайним. И если он жив, дай Бог ему здоровья!
Так вот, уже позже, в «перестроечные времена», Виктор Иванович рассказал мне, что сразу же «пробил» меня по своим информационным источникам. Ему, конечно же, сообщили, что я не провокатор, к их ведомству отношения не имею, политически не надёжен, но и не опасен. Кавээнщик, одним словом. Возможно, то же самое проделал и пятый с «Эстонии», а, узнав о моем «боевом» прошлом, по его рекомендации меня вскоре запрягли готовить День Нептуна вместе с назначенными руководством судна членами экипажа.
А как еще в оргкомитет корабельного праздника «кальмар» попасть мог, да еще Экватор в глаза не видавший? И это, конечно, было развлечением в некотором однообразии плавания. Но все по порядку.
Посадку на судно назначили на двенадцать дня. Стоял обалденно солнечный морозный день. Порт был наполнен запахом моря, смешанным с легким привкусом отработанной дизельной смеси. Как от огромных комбайнов. Только ворчали эти морские перевозчики, в отличие от степных кораблей, не с надрывной агрессивностью, а мирно и уверенно.
Швартовые же мы отдали, когда небо стало окрашиваться багрянцем заката. Все поднялись на палубу, что-то кричали, прощально махали оставшимся на причале. И тут врубили по всем динамикам зажигательный бит восходящего тогда «Бони М». Я слышал его впервые. Он возбудил до восторга, до уверенности, что все будет классно!