Но этот путь Михиной увлеченности, сам того не сознавая, перегораживает Илья Михин объект доверительной надежности и безусловного восхищения. Оно и приводит Миху в лагерь Ильи сообщество Московских диссидентов или «уголовников», по мнению ГБ. Способствует этому и Михина увлеченность поэзией классической гармонией и открытостью Пушкина, рваной безнадежностью и революционным пафосом поэзии Маяковского, мудростью и протестом стихов Пастернака, горечью и упреком кровоточащей поэзии Мандельштама.
Какой он теперь учитель, аспирант?! Он распространитель самиздата; издатель подпольного общественно-поэтического сборника; активный участник борьбы за возвращение крымских татар на их историческую родину! Теперь его эмпатия связана не с глухонемыми детьми, а с обездоленным народом; и не со страданием и правом возвращения на историческую родину советских евреев своего рода-племени. Перефразируя автора, можно сказать, что Михина эмпатия была заквашена на такой редкой общечеловеческой любви и сострадании «социального инстинкта мировой жалости», который полностью блокировал и инстинкт самосохранения, и инстинкт сохранения своего рода-племени.
Вот так и приводят нас с вами, дорогие друзья, вехи пересказа неперасказуемого авторского текста к тому его месту, где описан суд над негасимой силой разума и несгибаемым милосердием души, как оказалось, проповедника и тоже учителя уже нашей эры Михи Меламида. Остается лишь привести обещанное в начале наших размышлений описание «Явления его народу» в романе Л. Е. Улицкой.
«Михе объявили приговор весом в три года лишения свободы с отбыванием в лагерях общего режима, после чего он произнес последнее слово подсудимого. Он говорил лучше судьи, и прокурора, и адвоката, вместе взятых. Чистым, довольно высоким голосом, спокойно и уверенно о конечной справедливости жизнеустройства, о тех, кому стыдно будет за себя, о внуках сегодня живущих людей, которым трудно будет понять жестокость и бессмысленность происходящего. Какого прекрасного учителя литературы лишились тогдашние школьники!
Накануне отправки на этап Миха получил свидание с женой, но он не смог ей ничего сказать такого, что в нем вскипало и поднималось И все, что он успел ей сказать, какая-то глупость в духе Достоевского: «Пред всеми людьми за всех и за вся виноват»
С этим чувством он и ушел на этап: виноват, во всем виноват Перед Аленой, что оставил ее одну, перед друзьями, что не смог сделать ничего такого, что могло бы изменить положение вещей к лучшему. Перед всем миром, которому он был должен»
Непостижимый, странный закон: к чувству собственной вины склонны всегда самые невинные.»
Комментарии.
Часть 12
Начнем с последнего слова комментируемой главы приведем значения слова «невинность» по Википедии:
«Невинность (буквально «отсутствие вины») нередко используется в качестве синонима нравственной чистоты, отсутствия знания как хороших, так и плохих сторон жизни, отсутствия опыта и оценок..
Невинность всегда носит характер отсутствия какой-либо провинности в грехах, проступках или преступлениях. Невинность в таком значении может определяться в соответствии с религией, совестью или законом.»
Цит по:https://ru.wikipedia.org/wiki/невинность
Это определение ближе всего подходит к Михиной характеристике, данной автором в начале романа: всемирная жалость
«огромного размера, превышающая Михину голову, и сердце, и все тело, накрыла его, и это была жалость ко всем людям, и плохим, и хорошим»
Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219
Это одновременно и ответ двоюродному брату Михи, интеллектуалу Марлену, который, придя на Михин суд,
«с искаженным от злости лицом шепотом орал Илье в ухо: Он просто сумасшедший! Это выше моего понимания! Ну при чем тут татары! Крым! О себе бы позаботился! Еврею сесть за возвращение татар в Крым! Уж лучше сел бы за свое собственное возвращение в Израиль!»
Цит. по: http://www.dolit.net/author/12584/ebook/100219
Да, Марлен, действительно, осознание разницы между «всемирной жалостью» и национальной оказалось выше понимания твоим блестящим интеллектом. И не только твоим. Весь мир в наши дни разделен на антагонистические племена государства, нации, религиозные конфессии. Примеры сострадания, альтруизма, самоотдачи в пределах своего «племени» нередки и, казалось бы, направлены на его выживание. Увы, не в наш ядерный век, когда достижение договоренности, а не победа на поле битвы обеспечивает выживание «племен» всего мира. Очевидно, что такая договоренность невозможна без «всемирной жалости», сострадания и желания понять друг друга. В этом, наверное, и заключался бы инстинкт сохранения человечества не как рода-племени, а как класса, или, по выражению профессора Винберга, «инстинкт социальной справедливости». Но как мы уже выяснили, таковой не существует. Существует лишь «эластичная способность к состраданию в подчинении «всемирной жалости» праведников.