Величие орфического представления в полной мере раскрывается в рапсодиях, сочиненных поэтами священных мистерий. Богам пели надлежащие гимны, особо упоминали об их чинах и в изящной форме восхищались их могуществом. Орфей прославлял красоту и гармонию. Нельзя петь хвалу богам хриплыми голосами. Тем, кто прекрасен, человек должен предлагать только красоту. На алтарь верховного бога он должен возлагать добродетели. Вселенная это одна грандиозная симфония добродетелей, и к тому, что составляет источник всей гармонии, до́лжно обращаться с благозвучным призывом.
Особым символом орфического культа стал форминкс, семиструнная лира, которая, согласно Е. П. Блаватской, «олицетворяет семеричное таинство посвящения». Именно лира Орфея послужила для Пифагора источником вдохновения в изучении музыки сфер. Если под семью струнами форминкса понимать семь аспектов человека и семь отделов человеческой души, то изучение гармонии в целом становится символическим выражением внутренней настройки. Человек, совершенствующий свою природу, превращается в искусного музыканта, извлекающего божественные мелодии из струн собственного естества. Приведение в гармонию это комбинирование, это сведение воедино гармонических величин в соответствии с законом и правилом. Умение жить подобно науке сочетания факторов в приятные или неприятные комбинации. Искусный музыкант это тот, кто способен в совершенстве исполнять священные композиции на музыкальном инструменте собственной безупречной жизни.
После смерти Орфея его лира оказалась в храме Аполлона, где оставалась в течение долгого времени, вызывая всеобщее восхищение. Однажды в храм явился Неант, сын Питтака, знавший о магической силе лиры Орфея и стремившийся заполучить ее любой ценой. Он подкупом заставил одного из жрецов заменить подлинный инструмент подделкой и, спрятав под плащом волшебную лиру, в тот же день покинул город. Отъехав на безопасное расстояние, он остановился в лесу, вознамерившись поиграть на лире. Но вместо священных мелодий его неумелые пальцы смогли извлечь из ее струн только отвратительный визг, привлекший внимание рыскавших в округе диких собак. Разъярившись от мерзких звуков, они бросились на неудачливого музыканта и растерзали его на части. Развивая этот сюжет, греческие сочинители мифов давали понять, что, если мистическая теология попадает в руки невежд, извращающих ее содержание, зло само уничтожает и себя, и того, кто его сотворил.
Рассказывают также, что голова Орфея продолжала жить после смерти тела. Она открывала глаза и произносила пророческие слова. Философы, по-своему истолковав эту легенду, заявили, что Орфей олицетворяет великую доктрину, или ядро традиции. Храм этой доктрины, т.е. тело Орфея, пал жертвой неистовства невежественной черни, всегда извращающей все, что имеет отношение к мистике. Голова Орфея символизирует источник этой традиции, и хотя жречество разогнали и алтарные огни погасли, остались священные истины, продолжавшие вдохновлять другие поколения. Мудрость голова Орфея никогда не умирает даже с утратой тела этой мудрости(полная аналогия с принципом учения об аккумулировании перерождающейся душой накапливаемого каждой жизнью опыта, т.е. мудрости), в чем, собственно, и заключен смысл аллегории с головой, которая продолжала говорить после того, как тело было растерзано неистовыми вакханками.
Орфея обычно считают основателем или, по крайней мере, главным реформатором Вакхических и Дионисийских мистерий. Утверждают, что дионисийские обряды он привез с собой с Востока и пропагандировал их среди народов Фракии (указано место, где родился орфизм), оттуда они перекочевали в Аттику и в конце концов проникли в большинство греческих государств. До возникновения орфического культа у греков была только одна, незрелая концепция посмертного состояния души. Согласно воззрениям доисторических эллинов, умерших ожидали бесконечные скитания в подземном царстве теней. И герою, и рабу был уготован один и тот же конец. Ни добродетельные поступки, ни глубина мышления не могли спасти душу от бессмысленных блужданий в обители теней, бесконечной процессией проходящих через портал подземного царства. В воротах стоял трехглавый Цербер17, злобно рычащий на бредущих мимо него призраков. Необразованные люди верили в то, что склеп в могильном кургане это ворота в подземный мир и что в конце концов все войдут в этот мрачного вида портал, о котором халдеи писали, что его «петли заржавели, а перемычки покрыты толстым слоем пыли». Таков был подземный мир в представлении Гомера. Все герои в итоге погружались в безмолвие. И даже великий Ахилл, важный Нестор или храбрый Агамемнон не могли надеяться на лучшую участь.