В сгустившихся сумерках больничной палаты я не смог рассмотреть лица женщины, но почему-то был уверен, что она та же самая, которая плакала возле моей больничной койки днем. И еще был уверен, что никогда раньше я эту женщину не видел. То, что она почему-то называла меня сынком, Андрюшей, а теперь толковала что-то о мотоцикле, который они мне купли с отцом, не могло меня обмануть.
Мысли мои еще слишком вяло шевелились в затуманенном лекарствами и слабостью сознании. И все-таки я попытался обдумать эту, возникшую передо мной проблему.
Я точно знал, что меня зовут не Андреем, а Юрием. Я помнил и действительно ощущал себя Юрием Анатольевичем Ведуновым, отчетливо помнил свое детство, юность, хорошо помнил свою взрослую жизнь, работу в Таймырской геофизической экспедиции, свою жену Светлану и, конечно же, своих ребятишек, с которыми я в девяносто втором году летал в отпуск.
Но вот дальше в своей памяти я обнаружил какой-то провал, полное отсутствие воспоминаний, которое меня беспокоило. И уж тем более я не смог вспомнить, каким образом я оказался в больнице. Кроме того, меня беспокоило то обстоятельство, что я никак не мог вспомнить сидящую возле меня женщину.
«Может быть, она сошла с ума и потому считает меня сыном? предположил я. Жаль, что она ошибается, ей будет очень плохо, когда выяснится, что я не ее сын, которого она, по-видимому, очень любит».
Впрочем, меня что-то беспокоило и помимо странного заблуждения сидевшей рядом со мной женщины. Какое-то смутное воспоминание, ощущение чужого остывающего тела, почти безнадежная борьба за свою жизнь. Боль
Черт! Неужели все это мне не приснилось, а было на самом деле? встревожено подумал я, Фантастика какая-то!
Мать, здесь темно, зажгите, пожалуйста, свет! шепотом попросил я.
Женщина с готовностью кивнула головой, поднялась на ноги и пошла к затянутой чем-то темным стене. Она раздвинула плотные двойные шторы на окне, и в маленькую узкую комнату с голыми стенами ворвался поток света, который поначалу показался мне очень ярким.
Я зажмурил глаза. «Значит, ошибся и сейчас не ночь, а день» мелькнула у меня мысль. Я вновь открыл глаза. Когда они полностью привыкли к свету, я впервые рассмотрел, что женщина, называвшая меня сыном, выглядит подозрительно молодо для матери сорокалетнего мужика, и почему-то встревожился еще больше. Что-то во всем, что меня окружало, выглядело не так.
Я поднял руку, чтобы поправить накрывавшую меня простыню и замер. Это была не моя рука! Тонкие, длинные пальцы, худенькое предплечье с хиленькими, совсем не моими мышцами. Уже догадываясь, что могут увидеть мои глаза, я рывком откинул простыню в сторону и отчаянно закричал, потому что под простыней на больничной койке лежало тоже не мое тело. И это тело было худеньким, нескладным телом подростка.
Женщина метнулась ко мне, ее руки уложили меня на постель.
Ну что ты, Андрюшечка, уговаривал меня ласковый голос, успокойся. Самое страшное позади Ты выздоровеешь, сыночек!
Я попытался сопротивляться, но у меня было слишком мало сил. Дрожь сотрясала меня, в горле клокотало, сердце бешено колотило под горлом, но хуже всего были мысли, которые разбегались вспугнутыми тараканами. И все-таки я замолчал, потому что начал вспоминать
Ласковая, нежная энергия текла в мое сознание с прохладных, удерживающих меня женских рук. Она вливалась в меня щедрым потоком, проясняя сознание, наливала силой и здоровьем мое измученное тело. Только настоящая мать могла так щедро и безоглядно дарить другому человеку свою психоэнергию, какую тратила на меня эта женщина. За несколько мгновений она влила ее столько, что мое сознание прояснилось окончательно и я все окончательно вспомнил. Вспомнил все, что произошло со мной за последний год, вспомнил и самые последние события, когда мой дудинский «оригинал» послал меня в Смирно.
И, самое главное, я смог вспомнить, что произошло со мной в самом Смирно. С ужасом я понял, что сам оборвал связывающую нас с двойником энергетическую нить мыслесвязи, когда бросился на стекло веранды, совсем позабыв, что нахожусь в теле маленькой серой птахи.
Значит, мыслесвязи с Дудинкой больше нет и не будет, понял я, нам ее не восстановить, и жить мне, следовательно, осталось меньше девяти суток. Кроме того, я совершил преступление и каким-то образом попал в тело подростка, полностью подавив его сознание. Я попытался, но так и не смог вспомнить, почему я это сделал и, самое главное, зачем? Сожаление о сделанном и отчаяние охватило меня.