Папочка, это ты? Почему ты так долго молчал и не хотел говорить со мной мыслями, папа? мысленно произнесла она.
Я не папа, Юленька! Я просто дядя. мысленно сказал я и почувствовал разочарование дочери, тут же отразившееся на ее подвижном личике.
А какой дядя? быстро спросила она.
Просто дядя. Я много про тебя знаю, Юля. Твой папа мне много рассказывал про тебя и про Вову. Так что считай меня своим другом.
А как тебя зовут, дядя?
Зови меня Ю дядей Андреем, Юля. Видишь стоит у стены напротив выхода: худой и очень длинный.
А почему папа со мной не говорит мыслями? повернувшись ко мне, спросила она.
Потому что он болен, Юля. И, возможно, еще долго не сможет говорить.
Тогда я буду говорить с тобой! решительно заявила дочь.
Согласен. ответил я. Только помни, о чем тебя предупреждал папа, береги свой дар. И постарайся быстрее вырасти И еще помни: когда тебе понадобится моя помощь, зови, не стесняйся. А теперь, подойди ко мне и мы с тобой познакомимся вслух, с помощью обычных слов.
Дочь послушно подошла ко мне.
Здравствуй, дядя Андрей! серьезно сказала она и подала мне маленькую руку.
Здравствуй, Юля! также серьезно ответил я. Может быть ты познакомишь меня с твоим младшим братишкой?
Дочь быстро повернулась к стоящему в стороне насупившемуся Володе и пронзительно закричала:
Вова, иди сюда, познакомься с дядей!
Это не дядя, это просто большой мальчик. независимо пробурчал Володя и не двинулся с места.
Стыд и позор! Я стоял возле здания стационара и мысленно чесал в затылке. Я не знал ставшего теперь своим домашнего адреса! Совсем забыл потихоньку выпытать его у Зои Владимировны. Как же мне теперь быть?
Я глянул на оставшиеся позади больничные двери и не спеша пошел вперед, решив положиться на случай. Мне предстояло теперь совершить много подобных промашек, пока я полностью войду в жизнь незнакомой мне семьи.
Занятый своими мыслями я не сразу обратил внимание, что меня настойчиво окликает какая-то молоденькая девица, пока рассерженная представительница женского подрастающего поколения не догнала меня и не стукнула кулачком по руке.
Ты что, Соколов, совсем оглох? рассерженно спросила она.
Извини! пробормотал я. Задумался.
Где ты пропадал в последние дни? все так же строго продолжала юная девица.
Как где? переспросил я. В больнице.
А что ты там забыл?
Болел.
Чем болел?
Упал с мотоцикла.
Сильно разбился?
Порядочно.
Откуда сейчас топаешь?
Из больницы.
Куда идешь?
Никуда, я постепенно стал злиться. Просто гуляю.
И долго ты намерен гулять?
Это что, допрос? не выдержал я. Отвяжись, худая жизнь!
Ну и подумаешь! девица гордо вздернула свой носик Гуляй дальше себе на здоровье.
И она упорхнула, оставив меня во вполне понятном раздраженном состоянии. Поговорили называется. А тебе, Ведунов, нет, парень, пора тебе отвыкать. Иди теперь и вдалбливай себе в память Соколов Андрей Игоревич А что?! Звучит тоже не плохо.
Гулять по Дудинским улицам мне пришлось больше двух часов. Но стоило мне задуматься на несколько минут, как ноги сами принесли меня к знакомому и такому родному недавно своему подъезду.
Я смотрел на знакомые ступеньки и не знал, плакать мне или смеяться. Выручила меня из этого дурацкого положения опять-таки Зоя Владимировна.
Андрейка! Ну сколько же можно бродить неизвестно где? услышал я знакомый, слегка задыхающийся голос. Мы с папой с ног сбились, пытаясь узнать в больнице, почему они тебя так рано выпустили и куда ты из нее направился.
Она быстро подошла ко мне.
Пойдем домой, сынок!
Я гулял, мама. виновато ответил я.
Зоя Владимировна, как маленького, взяла меня за руку и повела к соседней с моим бывшим домом девятиэтажке. Значит, жили соседями, подумал я. Торжественно Зоя Владимировна ввела меня в квартиру и уже в коридоре я удивленно хмыкнул: богатая квартира ничего не скажешь.
Широкая прихожая произвела на меня впечатление сразу же. Вместо обоев ее стены были выложены светло-зелеными тисненными плитками из какого-то неизвестного мне материала. Сначала я подумал, что это кафель или резаный камень, но прикоснувшись к барельефу на одной из плит, понял, что это очень удачная имитация из пластмассы.
Небольшая картина в узкой простой раме, писаная маслом, висела на левой стене. Картина была, конечно, самой бездарной мазней, которую мне только приходилось видеть. Зато рядом с ней висели очень удачные имитации африканских масок.