- Нет-нет, я не так глупа, - шепотом оправдывалась Белка, - чтобы выдавать настоящие тайны, а только о будущей новенькой отчего же было и не сказать?
- Ну-с, так как же насчет будущей новой синьорины? Когда она поступит? - словно угадывая разговор девочек, спросил Вацель.
- Нет-нет, - вся вспыхнув, произнесла Кира Дергунова, делая "страшные глаза" по адресу Бельской, - этого мы не можем вам сказать, ни за что не можем...
- Ну, коли ни за что не можете - так и не надо-те! - умиротворяюще произнес учитель. - Займемся-ка лучше нашим хозяйством, пока не ушло время!
И, взяв мелок в руки, он подошел к доске и стал объяснять урок по геометрии к следующему разу.
В ту же минуту на мой пюпитр упала сложенная бумажка.
Я быстро развернула ее и прочла:
"Сегодня за обедом щи, котлеты с горошком и миндальное пирожное. Кто хочет меняться: пирожное на котлету? Пересылай дальше".
Я сразу узнала Маню Иванову, автора записки, которая не могла часу прожить без разных "съедобных" расчетов и соображений. Покачав отрицательно головою по адресу сидевшей неподалеку Мани, я сложила записку и перебросила ее дальше.
В то время как близорукая Мухина, или Мушка, маленькая близорукая брюнетка, сидевшая на первой скамейке, разбирала Манины каракульки, поднеся их к самому носу, Вацель окончил объяснение теоремы, положил мелок, которым писал на доске, обратно на кафедру и осторожно, на цыпочках подобрался к Мушке.
- Мушка, спрячь, спрячь записку! - зашептали ей со всех сторон ее доброжелательницы.
Но было уже поздно. Еще секунда - и злополучная записка очутилась в руках дяди Гри-Гри.
С невозмутимым хладнокровием он громко прочел классу, умышленно растягивая слова, в то время как обе девочки, и Маня и Мушка, сидели красные, как пионы, от стыда и смущения.
- Вот так фунт!.. - комически развел он руками. - Я думал - это они теорему решали, а они... щи с кашей... котлеты!.. Да еще мена... Бр! бр!.. Ай да синьорины мои воздушные! И не стыдно вам за уроками-то хозяйничать? Ведь математика дама важная и требует к себе почтения и внимания! Ведь вы уже теперь, так сказать, синьорины великовозрастные, и, следовательно, хозяйственные дела побоку надо. Госпожа Иванова, хозяюшка вы моя несравненная, - тем же тоном шутливого негодования обратился он к алевшей, как зарево, Мане по окончании урока, - приятного вам аппетита от души желаю!
- Вот, душка, опростоволосилась-то! - сокрушенно закачала головою Миля Корбина, подсаживаясь к пострадавшей Мане, лишь только дядя Гри-Гри ушел из класса.
- Ну вот еще! - лихо тряхнув своей черноволосой головкой, вскричала Кира. - Что ж тут такого! Хотя мы и воздушные создания, но питаться одним лунным светом и запахом фиалок не можем.
- Mesdam'очки, француз не придет, и Maman прислала сказать, что в свободные часы будет гулянье, пока хорошая погода! - пулей влетая в класс, заявила запыхавшаяся и красная как рак Хованская.
- Ура! - закричала не своим голосом Дергунова, и в тот же миг сразу оселась под строгим, уничтожающим взглядом вошедшей Арно.
- Taisez vous donc, Дергунова! - вскричала она вне себя от гнева. Рядом урок физики, а вы кричите, как уличная девчонка!
- Вот еще! - заворчала себе под нос Кира. - Не смеете ругаться... Мой папа командир полка, я вовсе не уличная. Противная, гадкая Арношка! Пугач желтоглазый!
Когда Кира начинала возмущаться, удержать ее не было никакой возможности. По институту ходили слухи, что Дергунова была по происхождению цыганка и ее малюткой подкинули ее отцу, капитану Дергунову, командовавшему тогда ротой в Кишиневе. Самолюбивая, гордая от природы, Кира возмущалась этими слухами, и всякий намек на ее происхождение болезненно задевал ее. Поэтому и сейчас данное ей Арно прозвище возмутило ее, и она расшумелась не на шутку.