И казалось, холод не властен над ними: уверено ступая по заснеженной равнине и сохраняя спокойствие, они, оглядывая окрестности неспешными взглядами, являющими собой факелы иль разгоряченные угли. Сии неземные дарования Творца лукавыми усмешками освещали лики, обнажая ряды белоснежных зубов и чуть потрясая женственными головками, не препятствуя ниспаданию курчаво-огненных волос на высокие лбы, окаймлённые золотыми обручами искусных работ.
Но, перевешивая украшения, главенствовала нагота, являясь чарующей силой, неподвластной разъяснению, и разум, не утруждаясь мыслию, всецело был занят оттенками переливавшихся светло-зелёным изумрудом глаз.
А за ними маленькие длиннобородые, с заостренными верхами шлемов, человечки тянули крупнокалиберные мортиры, изредка поблескивавшие золочёной бронзой. Они имели чёткие отличия в обмундировании: к их стальным кирасам крепились мелкие налатники, дотягиваясь до самых колен коротеньких ножонок. Но поистине удивляли мерзкие твари, обуреваемые неистовой злобой. Их удерживали гласом демоны колоссального роста. Поэтому, представляя собой ползучее тело не то на лапах, не то на четвереньках, серое, обезображенное уродством рогатых голов, горбов и выпученных глаз, они торчащими из глазниц ало-красными зрачками, чураясь, оглядывали сияющий вдали храм с пышными куполами и водружёнными на них восьмиконечными крестами. Они вытягивали сморщенные черепушки, разевая пасти с множеством рядов длинных гнилых зубов, рыча и отплёвываясь чёрной жижей, и проклинали свет, от которого бежали, будучи одурманены тьмой.
Монах был спокоен, преодолевая крутой спуск гор, опираясь о каменные глыбы. Крестился, изредка вздыхал и продолжал тяжкий путь по слегка протоптанной песчаной дорожке, извивавшейся узким проходом.
Труден был путь его, и, казалось, несть ему конца; ладони рук, ноги и подол рясы были полностью запорошены налипшим белым песком. Но шёпот молитвы не прекращал звучать в сердце его. Горошины чёток перебирались им, невзирая на мозоли на пальцах рук. И тело осторожно балансировало на резком спуске вниз.
В конце пути изнемогшие в сандалиях ноги встретила мягкая поросль травы и полевых цветов. Он, остановившись, глубоко вдохнул свежий, но весьма тёплый воздух и, будучи озарён обрамившим силуэт статного тела светом, исполнился благодати. И, несравненно обновившись, предстал ликом и всем естеством осмысленно пред величием, разлившимся прекрасным отзвуком одухотворённости благодати Божьей обители; и глас души возвещал погибель зла.
Разрознятся служители его, и демонские учения сгорят в огне неземном; закуют нерушимыми цепями и печатями деяния отторгнут, свергнув в жижу нечистот, в забвение обратят. Светозарное сияние пронзит и низвергнет тьму, рассеяв невозвратно. Поколеблется и не возможет скрыться, ибо наступит столетие в величии Грядущего. Зайдёт солнце, окутает сумерками мир, но не затмится свет Нисходящего и пребывавшего на Земле единожды тысячелетия назад.
Воин, облёкшийся в чёрные одеяния, отражающие скорбный мятеж яко зерцала, предстоял пройденным высокогорьям широкою спиною, статными раменами и необыкновенною конституцией величавой, мужественной красоты, освещаясь контурами солнечного золота, обрамляющими очертания фигуры. Он взирал кротко на благолепие неописуемой бездны красок, на землю, увитую спящими чадами её, в безмолвии возвышавшимися и шуршавшими зеленолиственными росточками.
Блещущее серебряной гладью озеро близ священной обители возмущалось встревоженным ветром.
Меркнет Сгущаются краски, и необратимо движение воронки, истребляющей мир. Мир обесцвечен туманом серости. Она обымает отовсюду, заключая добро в нерушимый круг. Угасает свет, и водворяется отражение светозарного сияния от душ, алчущих Истины.
Солнце высоко в необозримом океане неба, но луч его утратил былую силу, оно теперь ничтожно и серо.
Всеобъемлющую тишину сотрясает пронзительное ликование врага, яко лавина стёршего извечное равновесие священных земель. Невообразимый топот демонов, выхвативших мечи из ножен, потрясающих ими над увенчанными парными рогами головами. И ринувшиеся люди вторили теперешним властителям их умов; неисправимый след на образе человеческом оставляло пресмыкательство пред супостатом, вооружившимся обманом, исказив Истины сущность. Но чуждо осмысление мёртвым в безволии!