Что хотите, то и делайте со мной, но я не поеду. Вот лягу здесь и буду лежать. Насильно что ли меня потащите?
Никто из членов его семьи не проронил ни слова. Они так же сидели, не шевелясь, молча, как и прежде, даже не посмотрев в сторону старика. Полежав так некоторое время, не дождавшись реакции со стороны своих родных, старик сел и дрожащим голосом сказал, смотря перед собой:
Родился здесь, вся моя жизнь здесь прошла, жена моя здесь похоронена, родители здесь похоронены, а я должен перед смертью куда-то ехать. Зачем мне это? Зачем, скажите, пожалуйста? Задавал он вопросы, смотря перед собой куда-то вдаль, слезящимися старческими глазами. От родственников встала молодая женщина, подошла к нему, постояв перед ним, села рядом, сказала:
Если ты не поедешь, деда, то и я не поеду. Если я не поеду, то и Маришка с Димкой не поедут, мама с папой не поедут, все здесь останемся. Но ты же понимаешь, что мы уже тронулись с места, всё продали, раздали. Ты же всё знаешь и мы уже обо всём переговорили. Скажи, зачем нужен этот концерт?
Это для тебя концерт, вон для твоих родителей тоже, а для меня это
не концерт это моя жизнь. Здесь она прошла, а умирать я должен ехать к чёрту на кулички. Один там буду лежать.
Деда, ну почему умирать ты едешь? Жить мы туда едем. Ты же знаешь, не наша в том вина, что мы уезжаем. У наших детей, твоих правнуков, нет здесь хорошего будущего. Ты вот всю жизнь работал, мало получал, но знал, что твои дети, внуки будут иметь образование, работу, жильё. Ты плотником проработал 30 лет, баба ни дня на производстве не работала, но вы воспитали троих детей, двое из них получили высшее образование, а мы сегодня не сможем дать своим детям никакого образования за него надо платить. Маришка с Димкой по два месяца в школу не ходят. Занятий в школе нет, учителям зарплату не выдают они бастуют. Я и Николай полгода тоже зарплату не получали. Оба нормальные, здоровые люди, с высшим образованием, жили «от стыда сгорая», за счёт пенсии мамы с папой да дачного участка. Школы, больницы, жильё не строятся; детские сады, фабрики, заводы закрываются. Жильё бесплатно на производстве выдавать перестали, купить его или арендовать невозможно денег нет. Ты же знаешь, в каких мы условиях жили. Две семьи: мама с папой, я с Николаем, двое наших детей все в одной трёхкомнатной квартире старой планировки, которую разменять никак не могли.
Она замолчала. Старик тоже молчал. Так молча, они сидели некоторое время. Потом старик встал, сел на прежнее место и больше не проронил ни слова. Он сидел, прижавшись плотно к спинке кресла, скрестив руки на груди и уставившись в одну точку. Внучка осталась сидеть рядом с Антоном, и он видел, как по её щекам текли слёзы, она их не вытирала.
«Что же происходит с тобой, матушка наша Россия? подумал Антон. Почему отпускаешь от себя людей, так любящих тебя? Родила их, вырастила, выучила, душу в них вложил и теперь они должны уехать. Какая нечистая сила заполонила необъятные просторы твои, при которой стало хорошо грабителям, ворам, убийцам, проходимцам, торговцам наркотиками и всякой другой нечисти и так плохо честным, образованным, интеллигентным, работящим людям?»
Антон посмотрел на своих родственников. Они тоже сидели обособленно, отдельной «кучкой», вокруг бабы Эммы, взгляд которой был направлен в одну точку, перед собой. Сцепив на животе ладони, она крутила двумя большими пальцами, губы её были плотно сжаты, глаза блестели.
Из всех близких родственников большой семьи Штернбильд они уезжали одни из последних. Россию покинул весь клан этой семьи. Люди, в основном образованные, работящие. Впоследствии Эдуард составит генеалогическое дерево покинувших Россию во времена перестройки всего с 1992г. по 2000г. 110 человек.
Глава третья
Юрий Генрихович
Самолёт из Новосибирска приземлился в Ганноверском аэропорту.
Прибывших этим рейсом переселенцев из России, в том числе и семью Штернбильд, встречали родственники и представители Красного креста. Всех их посадили в большой комфортабельный автобус и привезли в переселенческий лагерь в городе Брамше. Семью Штернбильд встречали дети бабы Эммы, уехавшие в Германию раньше. Проводив их до лагеря, убедившись в том, что они находятся под опекой и руководством человека, знающего немецкий язык Эдуарда, поздно вечером разъехались по домам.