Город был небольшой. Мама знала его еще в давнюю пору, когда здесь не было ни трамваев, ни крематория, которыми Аксай (так назывался город) теперь очень гордился. Особых заслуг его в этом не было: просто на окраине выстроили локомотивный завод, и он, поставлял тепловозы и электровозы для железных дорог, а также трамваи для больших городов. Аксай добился права, в качестве исключения, иметь у себя рельсовый транспорт. Следующим, сравнительно доступным, шагом к цивилизации явился небольшой крематорий, реализованный одновременно и, как теперь говорят, в одном пакете с трамвайной линией. Первым маминым знакомством с этим зеленым почти заштатным городом состоялось еще во время гражданской войны. Города и станицы переходили из рук в руки и беженцы метались по югу России. Пытаясь уйти от фронта, мамина семья оказалась тут случайно, найдя пристанище у дальних родственников. Приходили то белые, то красные. Сначала стреляли и, размахивая шашками, носились по улицам, затем тянулись пахнущие потом колонны пешие, конные на скрипучих повозках. Потом наступало время тревожного ожидания. Население, за редким исключением, старалось не показываться на улицах. А затем опять начиналась стрельба: победители шли по дворам, как бы выискивая сокрытых врагов, откручивая головы курам, стреляя кабанчиков, уводили рогатую живность. И были охотники особого сорта охочие до молодух. Последние, визжа, «прыскали» во все стороны, подобно испуганным курам. Мама рассказывала, как, однажды, скрываясь от казаков, они с двумя соседскими девками нашли место, где даже если найдут, не полезут. Казаки их нашли, обнажили «хозяйства» и, стараясь попасть в «амбразуру», с гоготом поливали чем было сверху . Но не тронули: кому же охота нырять в выгребную яму.
Она перешла улицу, приблизилась к проходной, ведущей на территорию учреждения, укрытого за большими деревьями и кирпичным забором. Я еле догнал ее, пропустив машину. Мама стала легкой и быстрой, как бабочка. Я схватил ее за руку. «Мама, постой! Ну, не беги! Еще есть время.» Она обернулась и внимательно посмотрела мне в глаза: «А вы, кто? Простите, я вас не знаю.»
Ну как же!? Я Борис, мама твой сын!
Сын?! Борис!? Я такого не знаю.
Ты не узнаешь меня!?
Нет! Правда, а кто вы? Милиционер? На вас странная форма.
Я невольно оглядел себя: начищенные яловые сапоги, галифе. Провел рукой по пуговицам парадного курсантского кителя под ремнем с начищенной пряжкой. «Это форма курсанта, сказал я и голос мой дрогнул.»
Она вам идет.
Правда!? удивился я не понятно чему.
Приятно было познакомиться, Боря.
Она помахала мне ручкой и вошла в помещение. Мои ноги, словно вросли в землю, а разбухший язык заполнил всю полость рта. Я мог лишь мычать. Мычание кончилось громким рыданием. Я, взрослый мужик, выл: «Мамочка! Мама! Не уходи!» но не было силы двинуться с места. На меня уже оборачивались прохожие. Но я не мог ничего поделать.
То был момент помутнения мыслей. Во сне часто бывает туман, и тогда трудно удержать руль сюжета. Впрочем, и в жизни мы часто не знаем, куда нас несет. Мы строим планы. А куда они выведут, можем только гадать.
Но место, где я во сне не мог шевельнуться, было не просто реальным местом, но одним из заветных земных алтарей так я звал про себя места, через которые, собственно, Земля и проявляет себя, свой норов свой нерв. Они пронизывают Землю точно свищи, фистулы или невидимые вулканы, соединяющие поверхность планеты с ее нутром и одновременно с глубинами космоса. Они невидимы, но ощутимы и для недавно прибывших на Землю служат магическими ориентирами.
Здесь как будто кремировали мою маму, и была захоронена урна с прахом ее. Захоронена ли?
Она перешла улицу и приблизилась к парадной двери трехэтажного здания, прятавшегося за большими деревьями. Я еле догнал ее, пропустив машину. Мама стала легкой и быстрой, как мотылек. Она напоминала девочку лет десяти, в брючках с «горбиком» откинутого назад капюшончика (тогда это было модно). Ее пышные седые волосы, делали ее похожей на одуванчик. «Мама, постой! кричал я. Ну, не беги! Еще есть время!»
Она обернулась и внимательно посмотрела мне в глаза, словно хотела спросить: «А вы, кто такой? Простите, я вас не знаю». У меня внутри, словно все оборвалось. В дверь мы вошли почти одновременно и оказались в длинном зале, напоминающем кассы то ли сберегательные, то ли железнодорожные. Слева, вдоль высоких окон стояли полумягкие диванчики. Подав маме руку, я усадил ее на один из них. В помещении она будто оробела, во всяком случае, стала покладистее. «Подожди здесь», сказал я.