Н-да.
Таня, ты где? Иван вышел в тамбур между фермой и Фазендой.
На длинном столе стояли древние весы. Металлические тарелки блестели от вытертости, чугунные гирьки выстроились в ряд. Здесь Таня и ее напарница взвешивали морских свинок, вели учет. На стуле мирно дремала полная женщина, седые волосы связаны в пучок. На скрип дерева она вздрогнула, обернулась
Иван! Фу ты, чуть сердце не выскочило!
Марь-Сергевна. Простите, что разбудил. А где Таня?
Марь-Сергевна держала руку на груди, точно боялась, что сердце вырвется и убежит.
Не знаю, Вань. Марь-Сергевна покачала головой. О-хо-хо В палатке, этой Где дом невесты, наверное. Ты только туда не ходи. Марь-Сергевна вдруг засуетилась. Видеть невесту в свадебном платье к несчастью.
Не пойду, сказал Иван.
Она спит уже, наверное. Ты-то чего не спишь? Да, вспомнила она. Друг твой заходил высокий такой, красавчик
Ага, сказал Иван. «Сазонов?» Я слышал. Ладно, пойду.
Иди, а то бледный совсем. Стой! Марь-Сергевна прищурилась. Что у тебя с лицом?..
* * *Иван еще раз прошелся, но Таню не встретил. Неужели действительно спит? Делать нечего, вернулся в свою палатку. Снял с плеча автомат, убрал сумку в изголовье лежака. Так, время на наручных часах полчетвертого утра. Спать хотелось неимоверно. Но сначала оружие. Иван чуть не застонал. За оружием положено следить, даже если это безотказный советский «калаш». Это как чистка зубов. То есть зубы потерял живешь дальше, а без оружия ты покойник.
Так, масло. Тряпки. Шомпол. Поехали!
Он заканчивал фактически в бреду. Иногда просыпался и не мог сообразить что делает. Запихав неизвестно зачем шомполом тряпку в дуло, Иван понял, что это финиш. Аккуратно разложил детали на тумбочке: утром, все утром и упал, не раздеваясь. Зарылся лицом в подушку. Кайф. Спать-спать-спать. Перевернулся на спину и
На него смотрела Таня. Иван улыбнулся. Отличный сон. Вот теперь действительно все хорошо.
Ты где лоб обжег, оболтус? спросила она.
Ерунда, до свадьбы заживет, ответил Иван. И только потом понял.
А, сказал он. Смешно вышло.
Вот-вот, до свадьбы, сказала Таня. Ты еще не забыл? Нет? Странно. Кстати. Она мгновенно переключилась. Ты уже померил костюм?
«Блин, точно». Иван даже проснулся на мгновение.
Конечно, соврал он быстро.
Про костюм он умудрился забыть. Ладно, утром успею, решил Иван. Поставлю будильник на пораньше. Поспать хотя бы два часа, иначе вообще смерть.
А завтра целый день гулять. Церемония.
«Вот бы проснуться, а все уже кончилось. Терпеть не могу эти ритуалы. Одно дело гулять на чужой свадьбе, совсем другое на своей. Это почище вылазки на поверхность».
Ты спала сегодня? спросил Иван.
Конечно. Сама безмятежность.
Угу. Врунишка.
Мне пора идти, еще кучу дел надо переделать
Вот-вот, сказал Иван. Иди к своему Борису.
Он хороший! сказала Таня. Почему ты его не любишь?
«У всех свои недостатки, подумал Иван. Я сжигаю карбидом тварей и целую бывших, Таня балует раскормленного грызуна».
У нас с ним вооруженный нейтралитет. Мы тебя друг к дружке ревнуем.
Ваня, он кормовое животное!
Нас жрут, а жизнь идет, согласился Иван, закинув руки за голову. Черта с два она позволит съесть своего любимчика. От усталости голова кружилась. И палатка тоже кружилась. Но приятно.
Я с тобой посижу минутку, сказала Таня. Присела на край койки, коснулась теплым бедром.
Ладно, посиди минутку, согласился Иван милостиво. Не открывая глаз, вытянул руку и положил Тане между ног. Тепло и уютно. Впервые за долгое время к нему вернулось спокойствие. «Я там, где и должен находиться», подумал Иван. Зевнул так, что испугал бы крокодила. Я не против.
Нахал!
Я тигра видел, сказал Иван сквозь сон. Хотел еще что-то добавить, но уже не мог, плыл через призрачные слои, проваливался сквозь подушку и пол вниз, и в сторону, и опять вниз. И это было правильно.
Спи, велела Таня. Завтра трудный день
Иван открывает глаза. В палатке темно. Он встает на нем почему-то камуфляж и ботинки. Иван выходит из палатки и останавливается. «Где я?»
Платформа с рядами витых черных колонн. На стенах барельефы. Название станции на букву «А», но Иван никак не может его прочитать. Но главное он понимает.
Станция другая, не «Василеостровская». И здесь никого нет. Совсем никого. Пусто.