Озеро было залито лунным светом, даже черт залюбовался его серебристым блеском, о коте и говорить нечего. Он глаз своих зеленых оторвать от него никак не мог, и все смотрел и смотрел туда, на озерную его гладь, насмотреться никак не мог, красота невероятная.
Водяной Клим примостился немного сбоку, хотя видно его было хорошо.
Он мечтал. И только мы никогда не догадаемся с вами, о чем он мог мечтать. Черт и кот это прекрасно знали о царевне, которая на время стала лягушкой.
И ничего в том удивительного, это Кащей тут такую пакость устроил с девицей, которая отказалась его развеселить немного. Не все же стариков древних любят и привечают.
Мог, конечно, и заморозить строптивую девицу. Но тут деяние его было бы сразу заметно, и до зимы еще ждать пришлось бы, а лягушка и не отличимая от остальных разбери, какая из них царевной была, и ждать не надо своего часа не надо.
И однажды водяной случайно увидел, как она сбрасывала кожу свою жуткую, хотя у него самого не многим лучше была, но он все-таки царевной никогда не бывал, и свое истинное обличие принимала.
Но откуда было знать водяному, что это и сыграет с ним такую злую шутку потому что злодей Кащей, в чародействе своем такую отметку сделал, что сбрасывать ее она конечно, может, только если ее какой дух увидит, то все, оставаться ей лягушкой, пока Велес сам не отыщет и не поцелует. Старик уверен был, что второго условия точно никогда не случится.
И уже радовался тайно, только рано, потому что Водяной, как только узнал от Яги, что он такое наделял, так и стал волноваться страшно. И твердо решился на невиданный поступок, хотел он отыскать ту самую лягушку для начала, а потом Велеса, как только появится, и упросить ее обратно в царевну превратить, даже если он его самого в ярости болотную кочку оборотит, но сначала лягушку в царевну.
Сам виноват, сам и расплачиваться должен.
Только ту самую лягушку он никак не мог найти, бегала она, видать, от него, как от чумы болотной, и в руки никак не давалась. Но Водяной надежды не терял, он даже и думать не хотел о том, что та лягушка уже может быть где-то в царстве Ния или еще каком мире, куда души всех тварей отправляются. Он верил, что его лягушка точно жива и невредима. Если с ней что-то случилось, как же он дальше жить будет.
Об этом и рассказывал по дороге кот Баюн черту, потому что хотел он, чтобы они вместе, но каждый свою сказку сочинили.
Привет тебе, царь Морской, мурлыкнул кот, явно завышая его звание.
Но водяной не обиделся, он вообще на котов и на чертей не обижался, потому что с них, как с русалки вода, а ему потом одни переживания, а переживаний и без них у него хватало.
Князь снова приходил, говорил он о Славене, конечно, ведь пока он один у них князем был, русалку свою все ждал, но где же ты ее дождешься и дозовешься.
И он рассказывал снова о строптивой русалке и любви князя.
Кот знал эту историю давно, ничего в ней нового не было, он даже пару раз с князем на берегу сидел, а потом русалку уговаривал, но ничего у него не вышло.
А потом Баюн смекнул, что если он уговорит русалку, то они покой потеряют, князь тут пропадать будет, а во что их лес заповедный тогда превратиться.
Вот и охладился сразу пыл его, как и не бывало.
Он и забыл почти, зачем уже шел. Но потом все-таки вспомнил
Ты мне лучше скажи, возник кот, а что это Велес то у нас тут делает.
А что ему делать, Живу встречает, да следит, чтобы те из Пекла не пожаловали, а эти с небес не спустились. Раз он посередине оказался, то и тех и других усмирять должен. Порядок на его плечах теперь лежит.
Так Водяной по доброте душевной, или из-за коварства какого, хотя на то не было похоже, и доказал коту и черту, что скоро начнутся события очень даже громкие и шумные и никуда от них не деться больше.
Такие вот времена наступили дикие и горькие, а что сделаешь, свет меркнуть стал, тьма наступала опять, как в начале творения. Но пока на озере светила луна такая прекрасная, до богов высоко или глубоко. Можно было пожить какое-то время спокойно.
Скоро осень, а потом и весна, праздник Купалы. Но пока можно было вспомнить о том, что уже было.
А началось все, тогда еще. Эта троица теперь и говорила о том зле, которое только умножилось прошлой весной.
О том, как безвинно страдала Яга, мы уже знаем. Но если бы только она, та, которая стремилась к Ладу, она пока и устраивала такое, что вольно или невольно чаша должна была переполниться, и все то зло, которое было в душах, вырвется наружу, и понесется над миром, схлестнувшись где-то между небом и землей, и тогда его точно не удержать.