Было темно, когда я снова вышел на улицу. На водах Мононгахилы сияли отраженные огни. Несколько минут я стоял на улице, просто глядя на реку и прислушиваясь.
Дальше по улице затренькало пианино, кто-то торжествующе завопил. Мимо меня прошли двое, распространяя дух вина и смолы, оба не слишком тверды на ногах. Откуда-то рядом доносился приятный запах свежераспиленного дерева. А вот и оно: громадные штабеля досок, уложенных сушиться на солнце, клети толстых брусьев и мачтовых деревьев.
А все-таки думается про мисс Мейджорибанкс и как она поедет на Запад. Не по себе, что обещал Тэйту… но ведь обещал-то я только доставить ее в целости досюда. Сейчас же она отправится в Сент-Луис, а если и там не разузнает о брате, двинется вверх по Миссури или Платт.
Незачем мне себя грызть. Макейр мужик крепкий. Как каменная стена.
Тем не менее я беспокоился. Уж очень она молода и сверх всякой меры самоуверенна, по всей видимости.
Я зашагал вдоль речного берега. Несколько кильботов строятся. По крайней мере один корпус станет пароходом, плавающим по Миссури, судя по плоским очертаниям.
В будке около дальних штабелей леса светится огонек. Позади нее берег уходит откосом в воду, и видны причаленные вдоль реки дощаники. С некоторых долетают голоса, в окнах кают горит свет. На этих баржах живут. Сплавляют их вниз до Нового Орлеана, продают и оплачивают проезд обратно вверх по реке.
Вот это да! Я замер на полушаге, с напряжением вглядываясь в собирающуюся черноту. Из воды поднималась голова гигантского морского чудовища или дракона. Несущего на спине пароход.
Я спустился к пирсу. «Западный механик»! Так вот какое оно, судно, отправившееся с экспедицией майора Стивена X. Лонга на Запад. Даже в Канаде, далеко отсюда, слышали новости об этом предприятии. Тридцать пять дней от Питтсбурга до Сент-Луиса, с несколькими остановками по дороге. Я отыскал глазами название, написанное на борту, потом принялся разглядывать длинное, точно покрытое чешуей, похожее на змею судно. Голова поднимается до самой палубы. Хвостовые плавники скрывают от взгляда с боков кормовое гребное колесо.
Есть на что полюбоваться, даже в сумраке, окружавшем пароход, когда я подошел. Говорили, его построили с расчетом напугать индейцев. Я знал кое-кого из индейцев и сомневался, чтобы кто-то из них мог перепугаться надолго. Однако он должен был выглядеть впечатляюще, плывя под парами против течения, дыша дымом из ноздрей, оставляя позади вспененную воду.
— Нравится?
К поручню, шедшему вдоль чешуйчатой спины, прислонился человек.
— Наверно, здорово было его строить.
— Строить? Да… я к этому рук не прикладывал, но на реке он ведет себя отлично. По-моему, это безобразие.
— Какое безобразие?
— Его построило правительство, а теперь он правительству надоел. Хотят отвести его повыше по Огайо и пустить на слом.
Я глянул на корпус. Примерно семьдесят пять футов в длину.
— Какая у него осадка?
— С полным грузом девятнадцать дюймов. Как раз для западных рек, там то и дело воду с собакой искать надо.
— А как с котлами?
— Полный порядок. Хорошее судно… что называется хорошее. Дело просто в том, что его послали выполнить задачу, а получилось, что выполнили только наполовину. Так ведь это люди виноваты, которые плыли на нем, ну и объявившиеся трудности.
Мы поговорили еще немного, и, боюсь, я спрашивал об условиях, существующих в верховьях реки, столько же, сколько о возможности построить корабль. Начал чувствовать лихорадку, вот ведь что.
Прибыв в Питтсбург, Цинциннати или Лексингтон в ту пору, человек только и слышал что о Западе. От людей со всех концов света. Каждый либо побывал там, либо туда собирался.