Его парни знали, как подобраться к даме, приглянувшейся главарю, не впервой.
Ночной клуб, где Шершня хватил столбняк от вида женских достоинств, был местом как нельзя подходящим для того чтобы разыграть сцену подвыпившего ловеласа, настойчиво предлагающего даме свои услуги. За то время, когда «ловеласа» общими усилиями отваживали кавалер и охрана, в бокал, из которого дама попивала красное вино, была всыпана хорошая доза кое-какой дряни. Оставалось лишь перехватить красавицу у дверей дамской комнаты и, когда той стало действительно плохо, как бы сделать звонок доброго самаритянина, на который, сияя проблесковыми маячками, удивительно быстро примчалась неотложка.
Пока дылда хватился своей пропажи, женщину уже внесли на носилках в салон микроавтобуса. Все его попытки сопровождать свою спутницу в машине были пресечены ссылками на запрещающие инструкции о перевозке посторонних лиц в салоне спецтранспорта. Естественно, никто не стал ожидать, когда он заведет остывший на морозе двигатель своего автомобиля. Когда же он смог стронуться с места, неотложки и след простыл.
Был самый разгар морозной, зимней ночи. Колючий ветер гнал по земле поземку, закручивая спирали вихрей. Даже погода, как нельзя подходящая для похищен6ия и бегства, была сегодня на стороне злодея. Путь был за город, в личный особняк Шершня, по виду похожий на замок, исполненный в готическом стиле. Его размеры, площадь и планировка полностью учитывали все пожелания владельца в соответствии с размерами взяток, которые были розданы соответствующим людям для получения соответствующих разрешений и закрытие глаз. Шершень любил красоту музыки в камне и мог позволить себе наслаждаться ею в личном обладании.
Высоченный кирпичный забор с металлическим лесом пик, оплетенных стальными, вычурными кружевами скрывал подробности красоты строения от посторонних глаз. Место было выбрано так, что полностью разглядеть это архитектурное творение можно было разве, что с вертолета.
Когда прибыли на место, бесчувственную женщину усадили в кресло каталку, которую Шершень собственноручно покатил в одно, лишь ему известное в этом особняке, место.
Женщина пришла в себя к вечеру.
Солнце садилось. Розовые предзакатные лучи проникали сквозь сводчатую изразцовую крышу, изображавшую кущи эдемского сада. Для Шершня это помещение его особняка, куда прочим, кроме глухонемой горничной, доступ был закрыт, служило как бы парадизом собственного производства.
Женщина непонимающе огляделась, попыталась встать и обнаружила, что пристегнута за запястья и лодыжки к своему ложу прочными ремнями.
Что происходит? спросила она со спокойствием, которого Шершень, исходя из прошлого опыта, никак не ожидал от нее.
Он был готов к истерике, к виду конвульсивных движений в тщетных попытках освободиться от пут, к угрозам, к слезам с мольбами отпустить, не трогать, но не такого холодного спокойствия.
Как бы тебе сказать, дорогая? Шершень замялся. Её красота до сих пор действовала на него сногсшибательно. Одним словом, ты мне понравилась. Очень
Он почувствовал как быстро забилось его сердце.
Я думала, что нужно хотя бы попытаться понравиться в ответ, прежде чем похищать женщин.
Женщин!? Откуда она знает? Мелькнула у Шершня тревожная мысль. Спустя мгновение он её отбросил прочь. Ну и что из того? В этом для него нет ничего страшного. Что она сделает?
Она лежала на роскошном ложе особой конструкции, предназначенном для особых плотских утех. Повинуясь сигналам пульта дистанционного управления, эта постель могла сделать многое, от различного рода вибраций и качаний, до придания телу, зафиксированного на нем специальными ремнями-застёжками, необходимой позы.
Одежды на ней не было. Прикрытая только легким шелковым, сиреневым покрывалом, она была доступна и недосягаема одновременно.
Шершень включил освещение. Нити ламп, стилизованных под канделябры светильников, накалялись постепенно, по мере убывания света заходящего солнца и от этого игра светотеней на складках шелка обливавшего обнаженное женское тело, завораживала своей непредсказуемостью.