Мистер Маркхем! произнесла она с каким-то вымученным спокойствием. Я должна откровенно сказать вам, что так продолжаться не может. Мне нравится ваше общество, потому что я здесь одна, а беседовать с вами мне интереснее, чем с кем-либо другим. Но если вам мало видеть во мне друга, только друга, только хорошую знакомую, которая относится к вам по-матерински, по-сестрински, если угодно, то прошу вас немедленно удалиться и более меня не навещать. С этой минуты всякое знакомство между нами должно прекратиться.
Нет же, нет! Я буду вашим другом, хорошим знакомым, братом ну, чем вам угодно, лишь бы вы позволили мне по-прежнему видеть вас. Но объясните, почему ничем другим мне быть нельзя?
Наступило долгое, тягостное молчание.
Из-за какого-нибудь необдуманного обета?
Да, примерно, ответила она. Быть может, когда-нибудь я вам все расскажу, но сейчас вам лучше уйти. И никогда больше, Гилберт, не вынуждайте меня повторять то, что я сказала вам сегодня! добавила она с печальной серьезностью, спокойно и ласково протягивая мне руку. Какой дивной музыкой прозвучало в ее устах мое имя!
Никогда! ответил я. Но этот проступок вы мне простили?
При условии, что он не повторится.
И я могу иногда вас навещать?
Пожалуй иногда. Если вы только не злоупотребите этим!
Я не хочу давать пустых обещаний, но докажу на деле.
Если что-нибудь подобное повторится, знакомство между нами будет кончено. Только и всего.
И вы теперь всегда будете называть меня Гилбертом? Это ведь по-сестрински и не перестанет напоминать мне о нашем уговоре.
Она улыбнулась и опять попросила меня уйти. Благоразумие подсказало, что мне следует подчиниться. Она вернулась в дом, а я начал спускаться с холма. Внезапно тишину росистого вечера, поразив мой слух, нарушил стук конских копыт, и, поглядев на дорогу, я увидел, что по склону поднимается одинокий всадник. Я узнал его с первого взгляда, хотя уже сгущались сумерки. Мистер Лоренс на своем сером жеребчике. Молниеносно пробежав луг, я перемахнул через каменную стенку и неторопливо пошел по дороге навстречу ему. Увидев меня, он натянул поводья, словно намереваясь повернуть назад, но передумал и затрусил вперед. Слегка мне поклонившись, он направил жеребчика вдоль самой стенки, чтобы разминуться со мной, но я этого не допустил, а схватил конька за уздечку и воскликнул:
Лоренс, я требую объяснения этой тайны! Куда вы едете и зачем? Отвечайте сию же секунду и без увиливаний!
Отпустите уздечку, будьте так любезны! сказал он спокойно. Вы рвете губы Серому.
Чтоб вас и вашего Серого
Почему вы ведете себя и выражаетесь столь непристойно, Маркхем? Мне стыдно за вас.
Вы не сдвинетесь с места, пока не ответите на мои вопросы! Я требую объяснения вашей низкой двуличности!
Я не отвечу ни на единый вопрос, пока вы держите уздечку, держите ее хоть до завтра!
Ну, хорошо! Я разжал руку, но остался стоять перед ним.
Задайте мне их тогда, когда будете в состоянии говорить, как подобает джентльмену! ответил он и попытался меня объехать, но я тут же остановил конька, который словно был удивлен моей грубостью не менее своего хозяина.
Право, мистер Маркхем, это уже слишком! сказал тот. Я не могу навестить по делу свою арендаторшу без того, чтобы не подвергнуться нападению, которое
Вечер не время для деловых разговоров, сэр! Сейчас я выскажу вам все, что думаю о вашем поведении!
Лучше отложите до более удобной минуты, заметил он вполголоса. Вон мистер Миллуорд!
И действительно, со мной почти тотчас поравнялся священник, возвращавшийся из какого-то дальнего уголка своего прихода. Я тут же отпустил уздечку, и помещик продолжил свой путь, учтиво поклонившись мистеру Миллуорду.
Э-э, Маркхем, ссоритесь? воскликнул тот, обернувшись ко мне и укоризненно покачивая головой. Из-за вдовушки, разумеется. Но разрешите сказать вам, молодой человек (тут он придвинул свое лицо к моему, словно доверительно сообщая важную тайну), она этого не достойна! И он торжественно кивнул в подтверждение своих слов.
МИСТЕР МИЛЛУОРД!!! вскричал я столь грозно, что преподобный джентльмен с недоумением посмотрел вокруг, ошеломленный такой нежданной дерзостью, и бросил на меня взгляд, яснее слов говоривший: «Что? Вы смеете так говорить со мной?!» Но меня душил гнев, и, не подумав извиниться, я повернулся к нему спиной и торопливо зашагал по ухабистой дороге к дому.