Выдержав театральную паузу, я выливаю на их головы весь свой младенческий стихотворный репертуар про жучков, которых не хочу держать в руках, про бычка, который боится, но идет, про плачущую Таню возле упавшего в речку мячика.
Гости ободряюще аплодируют, кивают головами, дескать, какая хорошая правильная девочка растет. Я вижу, как в этот момент мамины глаза размягчаются, превращаясь из темно-коричневых в медово-карие, и она улыбается, показывая ряд ровных жемчужных зубов. Я довольна собой. И перехожу к любимому, философскому репертуару про пингвина, чем-то этот стих мне близок, и даже в суровые моменты стояния в углу (не частые: я же правильная девочка!) я перечитываю его себе для бодрости. Такой вот стих непонятого, но упорного духа, каким он мне себе представляется, и читаю я его очень прочувствованно, с пафосом:
Говорит пингвин пингвину:
Ты похож на куль с мякиной!
Нет, дружочек, это ложь!
На тебя я вот похож.
Гости, немного задумавшись, опять одобрительно кивают головами, не переставая сыпать комплиментами в адрес умного дитятки, а я готовлю главный сюрприз и, набрав побольше воздуха в легкие, вытянув кисть руки в пространство перед собой, с внезапно дрогнувшего и слегка покачнувшегося табурета, начинаю:
Не уделяй мне много времени
Вопросов мне не задавай
Ложка с салатом удивленно застыла на полпути ко рту: тетя Надя посмотрела на меня с некоторым любопытством.
Глазами добрыми и нежными
Руки моей не задевай
Неумолимо продолжала я дрожащим голосом Беллы Ахмадулиной. Тут уж и дядя Толя вынужденно застыл с неопрокинутой рюмкой в руке.
И не ходи за мной по лужицам..
Трагизм в моем шестилетнем голосе крепчал и готов был достигнуть апогея при прочтении этих строк, особенно мне нравившихся: по лужам, босиком, я так и видела как он бежит, и вода из луж брызжет во все стороны, а он пытается наступать только в ее следы, и у него это не очень получается. Я приподняла обе руки, пытаясь помочь ему, ходящему за мной по лужицам по следу следа моего:
Я знаю больше не получится
Из нашей встречи ничего!
И в этот торжественный момент почва в виде табурета окончательно выбилась у меня из-под ног, и если бы не вовремя распростертые в мою сторону объятия отца, не известно, как закончился мой полный драматизма стихотворный монолог.
Всхлипнув от пережитого провала в бездну, но, как настоящая актриса не сбившаяся с роли, я невозмутимо, вцепившись в спасительную шею отца, закончила:
Ты думаешь, что я из гордости
Хожу с тобою не дружу?
Я не из гордости- из горести
Так прямо голову держу.
Возникшую тишину, нарушил насмешливый басок дяди Толи:
Гляди, Борис (так зовут моего отца), а дочка-то по твоим стопам в актриски побежит.
И тут уж все загоготали.
Ошарашенная падением со сцены-табурета, с одной стороны, и смущенная неожиданной для меня реакцией гостей, с другой: я-то ожидала как минимум стройного плача некоторое время молча смотрю вокруг, пытаясь понять, что сейчас произошло? Я, например, слушая стихи прекрасной поэтессы в ее собственном исполнении застывала в экстазе, со слезами, готовыми щедро излиться из моих очей. Именно такой реакции я ждала от взрослых, ну, или хотя бы удивления!
Гордая и непонятая зрителями покинула я авансцену. И протопав с деревянной прямой спиной десять шагов до двери, распахнула ее и бросилась в сторону туалета, чтобы заперевшись, выплакать свой не оцененный никем дар чтеца-трагика.
Пройдет немного времени, и мы переедем из нашей коммунальной квартиры на Варшавке в блочную девятиэтажку в Орехово-Борисово. Я пойду в новую школу, у меня появятся новые друзья. Но моя склонность к драматическому осмыслению жизни, как и постоянно досаждающий мне тонзилит, сохранится. И, заимев в новой квартире отдельную комнату, стол, стул и перо (ручку), вечерами я начну корпеть над своими стихами, продолжая декламировать их в так полюбившийся мне манере Беллы Ахатовны. Уже в то время мне захочется иметь свой томик стихов, который можно будет поставить рядом с любимыми томиками стихов Есенина, Цветаевой, Заболоцкого, Бальмонта, Ахмадулиной.
И к своему девятилетию, заручившись помощью мамы, мы вместе склеили своеобразный альбом стихов, оформив его в виде книги с фотографией автора на титульной странице, на которой я с теми знаменитыми бантиками, мечтательным взглядом куда-то вверх, в неведомую обывателю даль, с переплетенными пальцами рук, как и положено поэтессе в постоянном душевном кризисе, а именно так мне виделись настоящие поэты, с оглавлением в сборнике и ценой: 5 копеек за штуку.